— Сталина, вас, вашу эпоху характеризуют как садизм зарвавшихся людей, — говорю я. — Мне один академик, дважды Герой, так сказал.
— Что вы погубили сельское хозяйство, ужас как о вас говорят! — добавляет Шота Иванович. Малашкин говорит:
— Недавно одного писателя я прочитал — в 1890 году такие же писатели были — Разночинский, Слепцов и другие, и знаете, талантливые какие. У них было мировоззрение, а здесь никакого мировоззрения нет.
— Кто видел кинокартину «Калина красная»? — спрашивает Молотов. — Получила первую премию. Картина нехорошая. Нельзя сказать, что антисоветская, нельзя сказать. Но ничего советского. Ничего. Играет сам автор, Шу-Шукшин, он и автор рассказа, он и автор сценария, режиссер картины и главный актер. Человек талантливый. Но советского мало.
— Сейчас много сторонников Бухарина, — говорю я. — Среди крестьянских писателей особенно.
— Конечно, — соглашается Молотов, — все: «Шукшин, Шукшин!» Так это ж недоросль, это ж человек не понял основного, что у нас произошло. Способный человек, способный. А не в состоянии… Таких подавляющее большинство… А чем занимаются писатели?
— Мне пришлось добывать знания очень усидчиво, — говорит Малашкин.
— Усидчиво?
— Всю жизнь — не было дня, чтоб я не работал по шестнадцать — девятнадцать часов.
— Мы с тобой иногда целый вечер болтаем — это тоже считаешь ра-работой?
— Вот когда я был моложе…
— Нет, работать ты молодец. Я ничего не скажу, за тобой не угонишься. Не угонишься.
— У нас секретари правления большое жалованье получают и ничего не делают, — жалуется Малашкин. — И попасть к ним невозможно. Зачем это нужно? Раньше не было. Один есть — глазки маленькие такие. Он подойдет, все вертится, что-то от меня хочет. Постоит, постоит, повертится и уйдет… А теперь этот, написал об Ангаре. Не Залыгин, нет. Там у него одни только самосвалы…
— Наверно, надо тебя секретарем выбрать, — говорит Молотов.
— Слушайте, меня выбирали: есть такой у Кириленко, звонит — мы вас хотим членом парткома. В ЦК посоветовались…
— Секретарем — тогда другое дело.
— Нет, членом парткома, там бесплатно, зачем мне это надо? Я говорю, что ж вы меня к молодым, когда я не выбираюсь сейчас? Я выступил, сказал, говорю, вы все-таки дрянь большая, вы не члены партии, влезли. Они промолчали. Думаю, жаловались в ОГПУ. Больше не стали меня выбирать… Мы смотрели с тобой, Вячеслав, как Хрущев держит орден, коробку: «Я еще поработаю».
— Если б я был буржуазией, я бы тоже хвалил Хрущева, — отвечает Молотов.
— Вратарю Яшину дали орден Ленина. Почему спортсмену орден Ленина? — возмущается Шота Иванович.
— Ладно, Яшину — он против Ленина ничего не имеет. Сейчас орден Ленина дают врагам Ленина! — говорит Молотов.
Интересная была статья в «Известиях» месяца полтора-два тому назад. Я не помню, как она называется, большая, на четвертой или пятой странице. Вроде как не замечания, а впечатления от Югославии корреспондента. Стоит почитать. Почитать интересно. Там, между прочим, вот о чем. В Югославии он беседует с разными людьми, с отдельными югославскими деятелями. Один ему говорит: мы придерживаемся теперь делегатского принципа. А что это за делегатский принцип? Оказывается, это интересная вещь. Так у нас раньше было до Верховного Совета. Как строилась Советская власть? Вот я, скажем, был депутатом от завода «Красный пролетарий» в Московский Совет. Потом собиралась Московская конференция, она выбирала Российский Центральный исполнительный комитет, а вот Центральный исполнительный комитет — в общесоюзный выбирал. Ступенчатые, непрямые выбора — они в основе делегатского принципа. У нас так было с самого начала Советов до 1936 года, пока я не сделал доклад на сессии. Только это не называлось делегатским принципом. Я делал доклад об изменении Конституции, сначала о создании советского парламента. Эта система ступенчатая осталась, и появились тайные всеобщие выборы, которые вот и теперь.
У них раньше этого не было, а теперь начали проводить. То ли раньше проводили, но плохо. Это им обеспечивает пролетарское большинство в составе высших органов. И в общем, с этим крестьяне соглашаются. В рабочих районах представительство более крупное, чем из крестьян. В рабочем районе на каждые сто человек один делегат на съезд идет, а в крестьянских — один на пятьсот — семьсот человек.
— Менее сознательные? — спрашиваю я.
— А иначе и быть не может. Иной-то опоры и сейчас нет. Прежде всего, опора на рабочий класс. Вот Сергей Иванович, он в этом вопросе не всегда был ясного мнения.
— Нет, ты, наверно, все-таки знаешь, — говорит Малашкин, — что я крестьян не то что не люблю, но они все-таки, я бы сказал…
— Я бы сказал… Вот дело в чем. Это не вина крестьян, а их беда. Они более отсталый элемент, но рабочие добились того, что крестьяне колоссально активизировались и теперь поддерживают их лучше, чем когда бы то ни было.