— Когда я сказал в ООН, что найдется «еще кое-что», все потом спрашивали: «Что ты имел в виду?» Я, конечно, имел в виду ракеты. Мы были в лаборатории Королева после войны.
— И Сталин ездил с вами?
— По-моему, да.
Королев
Космонавт В. Севастьянов рассказывал мне, что С. П. Королеву за успехи в освоении космического пространства хотели присудить Нобелевскую премию, но наши ответили, что такого академика у нас нет. Был якобы «профессор К. Сергеев…».
Военный космос
Когда я приезжал к Молотову с космонавтом В. Севастьяновым, Вячеслав Михайлович, рассуждая о космических программах СССР и США, сказал:
— Тут нам уступок делать нельзя. Они кончаются плохо. Это хорошо, что движемся вперед, иначе и быть не может, но от Америки нельзя отставать. Все равно ихнее дело, так сказать, ненадежное, но нам надо не забывать, что время нас торопит.
— Торопит, да, — соглашается Севастьянов. — Надо, чтоб они нас боялись.
— Они теперь нас боятся, — утверждает Молотов.
— Иначе они сразу полезут на нас не сами, так чужими руками.
— Это да, они все время чужими руками идут — это английская привычка у них. Англичане здорово в этом смысле научились чужими руками действовать, — говорит Молотов.
Я упомянул в разговоре космонавта Германа Титова.
— Он настоящий сибиряк, — говорит Молотов.
— Порядочный человек.
— По виду — да, — соглашается Молотов.
— Хорошо к вам относится.
— По какому случаю? — интересуется Вячеслав Михайлович.
— По такому, по какому к вам многие хорошо относятся. Титов передавал вам огромный привет. Он сейчас руководит нашим военным космосом. Говорит: «Я в Министерстве обороны начальник отдела, которого нет. Секретная работа».
— Нельзя нам, конечно, отставать в этом деле, — говорит Молотов. — Вот у нас нет такого корабля, чтоб по нескольку раз летал, приехал — обратно, приехал — обратно. Будет, конечно… Будет-то будет, но мы отстали, а они идут вперед. Все это поправимо, но опасность есть.
Лувр? Эрмитаж?
Хочу привести еще один эпизод, который считаю любопытным.
— Лувра я не видел, — говорит один из гостей, — но я считаю, что Эрмитаж сильней.
— Ну, я не знаю. Ничего особо выдающегося в Эрмитаже нет, — говорит Молотов.
— Помещение…
— При чем тут помещение?
— Картины хорошие в Эрмитаже.
— Да, но все-таки Лувр больше, и я думаю, что богаче. Для России по сравнению с другими странами, конечно, Эрмитаж очень хорош… Но Эрмитаж назовут, а какие-нибудь выдающиеся картины никто и не помнит.
— Можно назвать «Мадонну с младенцем» Леонардо да Винчи, — говорю я.
— Дальше, дальше…
— Две картины Гойи запомнил.
— Наверно, есть, не помню. Я был давно в Эрмитаже, — говорит Молотов, — до революции или сразу после революции. Немножко знаю. Но когда называют Лувр — вот вам и Монна Лиза, и еще, но я тоже не помню.
— Русские художники там тоже есть?
— Вот я не помню. Чего-нибудь выдающегося нет. Мы все-таки сумели удержать в руках. А Запад, может, и не так интересовался.
…Не так часто я слышу, чтобы западное что-то Молотов ставил выше отечественного.
Холодная война
— Черчилль — один из руководителей победы, и до сих пор не могу дать себе отчет, как могло случиться, что он в 1945-м провалился на выборах! Надо, видно, знать лучше английскую жизнь. Переговоры в Потсдаме начались с ним, а потом… Он очень активный был. Не забывал и написать кое-что. Факты он излагает по-своему, это тоже надо иметь в виду. Надо проверять через другие источники. Очень хитро излагает. Он насквозь империалист.
— «Холодная война» — мне это выражение не нравится. По-моему, хрущевское. При Сталине в западной прессе было, а потом к нам перешло. «Железный занавес» — это изобрел Геббельс. А широко применял Черчилль. Это точно. Ну что значит «холодная война»? Обостренные отношения. Все это просто от них зависит или потому, что мы наступали. Они, конечно, против нас ожесточились, а нам надо было закрепить то, что завоевано. Из части Германии сделать свою, социалистическую Германию, а Чехословакия, Польша, Венгрия, Югославия — они же были в жидком состоянии, надо было везде наводить порядок. Прижимать капиталистические порядки. Вот «холодная война». Конечно, надо меру знать. Я считаю, что в этом отношении у Сталина мера была очень резко соблюдена.
Создание социалистического лагеря
Владимир Семенович Семенов, после войны Верховный комиссар в Германии, рассказывал мне:
— Во время войны заболела Коллонтай, и Молотов предложил мне стать вместо нее послом в Швеции. Я отказался, сказав, что буду больше полезен в Германии. Скоро кончится война, и мы оккупируем Германию. Молотов согласился, и в январе 1945 года меня вызвали к Сталину. У него в это время были военные — готовилась Берлинская операция. Он повел меня в маленькую комнату отдыха, где висела карта, взял стул, быстро влез на него и показал мне на карте небольшой немецкий городок Заган. Мне там предстояло жить.
Этот жест Сталина сразу снял напряжение — я ведь на него смотрел как на портрет.