Мне не известно ни об одном письме Молотова вдове маршала Конева Антонине Васильевне, равно как и о том, состоялась ли между ними какая-либо беседа. На вопросы, поставленные в письме, Молотов фактически ответил в беседах с Феликсом Чуевым. Вячеслав Михайлович, в частности, утверждал, что ему пришлось уговаривать и убеждать Конева в том, что Жуков лучше него справится с командованием. Если бы Конева действительно хотели расстрелять, как утверждает в мемуарах Жуков, то никто бы Ивана Степановича, разумеется, уговаривать не стал. Также из воспоминаний Молотова не следует, что Жуков принимал какое-либо участие в решении судьбы Конева, хотя на слова Чуева о том, что «Жуков его (Конева. —
Но вот что самое удивительное. В посмертно изданной наиболее полной версии мемуаров Конева не только содержится его собственный рассказ о событиях октября 41-го, будто бы надиктованный им на магнитофон, но и документ: письмо Сталину с просьбой назначить Жукова командующим, а Конева — первым заместителем командующего Западным фронтом, переданное в Ставку 10 октября 1941 года в 15.45. Письмо подписано всеми членами комиссии: Молотовым, Ворошиловым, Булганиным, Василевским, а также самим Коневым, но не Жуковым. По свидетельству Конева, никто его расстреливать или отдавать под суд не собирался, а Жуков в заседании комиссии участия не принимал.
Тут допустимы несколько версий. Либо Антонина Васильевна сознательно скрыла то, что существует пленка с записью воспоминаний Конева об этом эпизоде, равно как и документ, содержащий предложения молотовской комиссии, либо она не обнаружила эту запись даже через год после смерти мужа. Возможно также, что эпизод с приездом комиссии был включен в коневские мемуары не самим Иваном Степановичем, а его вдовой, которая основывалась на найденном впоследствии документе, а также, возможно, на каком-то устном рассказе Молотова (или своего мужа). Боюсь, что окончательного ответа на вопрос, которая из этих версий соответствует действительности, мы уже никогда не узнаем.