Он лежал на спине в липкой крови гада, когда змей зашелся в агонии. Его гибкое тело содрогалось, свивалось в кольца и резко выпрямлялось, уничтожая еще оставшихся в живых приспешников Баракоса. Лапы сжимались, и кривые когти вспарывали животы, разрубали спины, сносили головы. Аншпах и Моргенштерн, заметил Круца, проворно шмыгнули за крупный валун.
Сотрясая пещеру и дрожа всем телом, змей испустил троекратный пронзительный крик, каждое повторение крика звучало громче предыдущего вопля. Его когти вонзались в камень, высекая искры и разбрасывая осколки гранита во все стороны. Его смертные судороги убили больше врагов, чем смогли одолеть все Волки, вместе взятые. Последний горький стон вырвался из его глотки, и Уроборос замер. Земля содрогнулась от его последней конвульсии. Хвост дернулся еще раз и тяжело упал.
"Вот тебе и вор! Прикончил этого проклятого дракона", - подумал Круца, теряя сознание.
Драккен тащил Ганса прочь от чернокнижника. Комтур был на полпути к могиле и мало что понимал. Левенхерц лежал без движения на постаменте рядом с трупом Каспена. Баракос, растерзанный Волками, тяжело дышал и ходил вокруг молодого Волка, наблюдая за его безнадежными усилиями.
- Я сделаю тебе небольшое одолжение, мальчик… - усмехнулся Баракос своим, - точнее, позаимствованным ртом.
- Вы, Волки, сделали больше, чем я от вас ожидал. Вы изуродовали меня. Теперь мне нужно новое тело.
Чернокнижник с трудом подошел к Драккену. Тот попытался отползти от него, да еще и Ганса спасти, но его сломанная ключица немедленно воспротивилась столь резкому движению, и у молодого Волка на мгновение померкло в глазах от боли.
Первое, что он увидел, когда открыл глаза, было лицо Баракоса. Мертвый чернокнижник склонился над ним и улыбался прогнившими губами. Могильная вонь его дыхания была непереносима.
- Но ведь все уже закончено, малыш. Давным-давно. Я уже победил. - Мертвец улыбнулся, и разлагающаяся кожа на его лице покрылась трещинами. Его голос звучал низко, в нем слышались нечеловеческие ноты высшего могущества. - Мидденхейм мертв. Он принесен в жертву мне. Жизни тысяч закланных на моем алтаре насытят собой ту силу, которая дарует мне божественное могущество. Мне не надо многого. Главное, чтобы этого могущества достало для превращения мира в пепелище, в гнойник. Я ждал этого многие тысячелетия - и наконец справедливость восторжествовала. Смерть наделила меня бесконечной жизнью. И сейчас уже весь город поднялся, чтобы совершить жестокое самоубийство. Тогда-то я и получу власть над миром. Так вот, возвращаясь к моему главному затруднению: мне нужно новое тело.
Баракос вперился в глаза испуганного Драккена.
- Ты молод, крепок. С моей силой я смогу вылечить твою рану за секунду. Ты мне подходишь. Красивый парень - я всегда мечтал выглядеть привлекательно.
- Нет! Именем Ульрика! - прошептал Драккен, протягивая руку за оружием, которого у него уже не было.
- Ульрик мертв, малыш. Тебе уже пора привыкать к имени нового повелителя.
- Баракос, - раздался голос из-за спины чернокнижника.
На ступенях стоял жрец Морра. Кровь пропитала его рясу, и из раны на голове по морщинистому лицу стекала тонкая струйка крови. Он разжал руки, и окровавленный кинжал, который дал ему Левенхерц, упал на пол.
- Дитер. Дитер Броссман, - сказал Баракос, поднимаясь и оборачиваясь лицом к жрецу. - Отец, вы во многих отношениях являетесь моим злейшим врагом. Когда бы не вы, эти надоедливые Волки никогда бы не поняли, что угрожает их городу. А как вы расправились с Гильбертом? Как же я проклинал тогда ваше имя и душу!
- Я польщен.
- Не стоит. Через пару мгновений вы умрете. Но вы крепкий орешек! Ведь только вы увидели - только вы распознали меня. Как ищейка, вы неумолимо шли по моему следу, зарывшись в книги и манускрипты, выискивая мельчайшие намеки…
- Такое древнее зло, как ты, обнаружить легко, - сурово сказал жрец, делая шаг вперед.
- А почему вы углубились в книги, хотелось бы мне знать?
- Что? - жрец остановился.
- Дитер Броссман, преуспевающий купец и - лишь слегка - жестокий человек. Почему вы свернули на путь Морра, отказавшись от мирской жизни в Мидденхейме?
- Не время для игр, - жестко сказал жрец.
- Ах да, конечно: ваши ненаглядные жена и сын, - прошипел чернокнижник.
- Они умерли.
- Нет, вовсе нет, разве ты не знаешь? Они просто оставили тебя, бросили тебя и бежали, куда глаза глядят, потому что ты был жестоким, бесчувственным, неприступным. Это ты заставил их бежать. Они не умерли. Они живы, скрываются от тебя в Альтдорфе и надеются, что судьба больше никогда не сведет их с тобой. Могу я выступить в роли судьбы?
- Нет, это не…
- Это правда. Ты в своих мыслях похоронил их, отослал их к Морру! И все это для того, чтобы забыть о том, как ты сам уничтожил свою семью жестокостью и алчностью. Совесть заставила тебя отречься от этих грехов, и ты притворился, что они мертвы, и стал жрецом Морра, чтобы самому поверить в это.
Лицо Броссмана было непроницаемым, как Фаушлаг.