Молоты Ульрика

Я узнал голос, который пришел откуда-то сверху и вопросительно произнес: «Отец?» Серый Бруно протягивал мне руку, намекая, что на холодной земле принято лежать только после смерти, а я вроде как еще жив. Я ухватился за огромную ладонь и поднялся на ноги. Почему-то я знал, что присутствие Бруно здесь и сейчас не было случайностью. Народ собирался вокруг нас, пытаясь хоть одним глазком взглянуть на два тела, а стражники отпихивали их назад. Скорбное похоронное настроение дало трещину. Все оживленно обсуждали происшествие с убийцей. Я мог слышать голос Ар-Ульрика, пытающийся перебороть шум, но никто уже не слушал его.

Я обернулся к человеку, который помог мне.

— Спасибо, Бруно.

— Одним «спасибо» не отделаешься, отец, — сказал он тихо. — Видел человека, что проткнул твоего бретонца? Мой парень.

— Следили за мной?

— И не зря, — усмехнулся Бруно. — Ты не заметил?

— Нет. — Я выдавил улыбку. — Жизнь священника притупляет чутье.

— Надеюсь, не сильно, отец. Ты задолжал мне услугу, и я по-прежнему высоко бы оценил твой совет по поводу того дела, о котором я упоминал сегодня. Как раз на твоей старой улице.

— Моя старая улица, — повторил я, и странная задумчивость прозвучала в моем голосе. Днем, только сегодня днем я размышлял, смогу ли вновь упрятать волка моих старых инстинктов и воспоминаний за решетку, когда и если разберусь с Червем. Тогда я забыл спросить самого себя, захочу ли я загонять волка обратно. Я забыл вкус настоящей победы. Я многое забыл.

Бруно смотрел на меня, выжидая.

— Ну, так что, отец?

Я усмехнулся и пожал протянутую мне руку.

— Зови меня Дитер.

Страж моего брата

Почуять город они смогли задолго до того, как увидели его.

Последний день их путешествия подходил к концу, и холодный, влажный воздух весны начал доносить до каравана острый запах. Запах города, деловитого и созидающего: кожемяки, кузнецы, пивовары, углежоги и многие другие вносили в него свою лепту. В воздухе сплетались в один тугой, почти видимый жгут запахи металлической окалины, пепла, копоти множества печных труб, солода и хмеля.

В тесноте кареты Франкл выражал свое неудовольствие и шумно опустошал свои оскорбленные ноздри в кружевной платок. Скрючившись на сиденье в углу, зажатая горой ящиков и сундуков, которая грозилась обрушиться в любой момент, Ления Дунет отвернулась с легким отвращением. Франкл был управляющим маркграфского имения; глупый, тщеславный прыщавый болван сорока лет, он был слишком влюблен в завязанные крест-накрест подвязки и дублеты с кружевами, дабы понять, что они делают его похожим на жирного петуха, готового для жарки.

— Какая ужасная вонь, — простонал он, вытирая дряблый нос о кончик кружева. — И куда эти Волки везут нас, хотел бы я знать? И это спасение? По-моему, нет!

Другие погорельцы из усадьбы Ганмарк, теснящиеся в раскачивающейся карете, не ответили ему. Повар спал и храпел с противным бульканьем, две камеристки сидели бледные и отупевшие от дорожных страхов и усталости, а мальчишка, который обычно прислуживал семье маркграфа за столом, получил за свою жизнь столько подзатыльников от Франкла, что просто боялся вступать с ним в разговор. Старая нянька Мариса была погружена в свои сны. Возможно, это были кошмары. С той ночи, когда Комтур Ганс уничтожил ее талисман и спас их всех, Мариса стала отчужденной и равнодушной.

Ления поймала взгляд Франкла.

— Я думала, что такой… всемирный человек, как вы, уже не раз должен был посещать Мидденхейм, господин Франкл, — сладко сказала она.

Франкл высморкался, а потом уже осознал, что эта молочница была единственной его слушательницей. Он слегка дотронулся до носа. В конце концов, она была маленькой симпатичной штучкой, почти красивой, похожей на дикую кошку.

— О, как давно это было, моя радость, как давно… Когда я был моложе, я много путешествовал, я побывал в разных городах Империи. О, эти приключения… Это все сладкий воздух Линца. Он вытравил из моей памяти запах Мидденхейма.

— Да-да, конечно, — улыбнулась Ления.

Франкл заговорщицки наклонился вперед и противно улыбнулся в лицо Лении. Его рука (со все еще зажатым в ней платком) легла на се колено.

— Моя дорогая малышка, я уже порядком подзабыл, что такое место может произвести впечатление на таких, как ты, стройных и румяных девиц, возросших на вольных сельских пастбищах. Да, это ошеломляющее зрелище.

— Я так хочу поскорее это увидеть, — сказала Ления сквозь зубы.

— Так молода и так смела!

«И так хочет попасть туда», — подумала Ления. После всех трудностей и невзгод ей, наконец, улыбнулась удача, и она едет в город! В Мидденхейм! Сколько возможностей вырваться из низов, попасть в высший свет! И она наслаждалась тем чадом, который вызывал у Франкла гримасу отвращения. Для Лении ничто не пахло так восхитительно, как будущее.

Франкл сжал ее колено.

— Ты не должна бояться, малышка. Мидденхейм напугает тебя. Так много людей, столько новых ощущений… и запахов. Ты должна всегда помнить, если тебе придется туго, что у тебя есть верный и надежный друг, к которому можно обратиться. Ты боишься, Линна?