Молоты Ульрика

— Ульрик видел то, что вы сделали здесь. Ваша жертва не была напрасной. О вашем мужестве узнают все в моем Ордене.

— И, возможно, наши Ордена не будут с этих пор такими непримиримыми соперниками, — сказал Грубер, встав на ноги. — Во имя этого дела и Пантеры пролили свою кровь.

Он и фон Фольк пожали друг другу руки.

— Мы все собрали, — сказал Эйнхольт. Он и Арик несли мешки, полные самых ценных вещей города. — Пора бы и выбираться отсюда. Наши факелы долго не протянут, а наверху я знаю пару-тройку человек, которым вид этих безделушек принесет огромное облегчение.

Левенхерц что-то искал сзади них, высоко подняв факел. Его лицо было бледным и растерянным.

— Слушайте… здесь ее нет. Даже следа не осталось. Та тварь, которую ударил Эйнхольт. Она рассыпалась в пыль или…

— … или сбежала, — закончил за него Грубер.

Признание

Воздух над Мидденхеймом был холоден и спокоен. У земли ветер находил способы пробраться в каждую оконную щель, свистнуть в каждую неплотно закрытую дверь, он носился в проходах и переулках, выбивая расшатавшиеся кирпичи, ныряя в подворотни и крысиные лазы, как убегающий вор. Ему было весело, людям — холодно. В Мидденхейм пришла осень.

Уличные жаровни теперь топились жарче, языки пламени, выскакивая из них, лизали стены домов, оставляя черные следы копоти. Горели они до самого утра. Солнце садилось рано, и для многих горожан рабочий день сокращался. Они не особо надрывались, сохраняя силы для зимних дней, когда холода и бесчисленные болезни свалят с ног не одну сотню человек. Из года в год зима брала свою дань человеческими жизнями с Города-на-Горе.

Но для некоторых обитателей Мидденхейма ранний закат и поздний рассвет означали лишь то, что они начинают и заканчивают работу в темноте. Одним из таких людей был Круца. Нельзя сказать, что ему нравилось работать впотьмах, но порой это оказывалось кстати. Круца заканчивал работу на сегодняшний день и выбирал последнюю цель.

Припозднившиеся торговцы покидали город шумными компаниями при свете факелов, и среди них вышагивал полный человек средних лет с цветущим румянцем на круглых щеках и восхитительным носом картошкой. Его карманы производили впечатление достаточно набитых, а из-под плаща, не сходившегося на объемистом теле клиента, выглядывали завязки кошелька. Круца заметил его выходившим из одного из лучших кабаков на окраине Фрейбурга и теперь шел за ним к северным пределам альтквартирских трущоб.

Круца легко прошел мимо толстяка, которому при его качающейся походке и коротком шаге было очень сложно спускаться по крутым склонам улицы. Вор подождал секунду, потом обернулся в ту сторону, откуда пришел, и, когда купец проходил мимо него, проверил взглядом, на месте ли еще кошелек. Купец не обратил на Круцу никакого внимания.

Вор сосредоточился на цели и уже было двинулся на перехват кошелька, когда вдруг заметил что-то в стороне. Он быстро перевел взгляд с цели и успел увидеть, как в двери таверны на противоположной стороне улицы мелькает край длинного серого плаща.

Круца остановился, потом сделал еще пару нерешительных шагов. Снова обернувшись к цели, он увидел, как беспечный толстяк исчезает за поворотом в один из переулков Круца снова пошел за ним, пытаясь сосредоточиться, напоминая себе о норме.

Но он чувствовал, как чьи-то глаза хищно глядят ему в спину. Он резко развернулся на каблуках, и на этот раз две серые фигуры не получили даже мгновения, чтобы скрыться из виду.

Мгновенно Круца забыл о своей несостоявшейся жертве и сам скрылся в тени. Он крепко сжал холодные ладони перед лицом, словно в молитве — а что, помолиться Ранальду, лукавому покровителю воров, сейчас бы не помешало. Да и не только ему. Любому богу, который захочет выслушать. Неожиданно ладони Круцы покрылись липким потом. Он почувствовал, как капля пота побежала по его лбу, нашла борозду недавнего шрама, скатилась по ней к челюсти и зависла там. Только когда вторая капля проделала тот же путь, они обе сорвались с его подбородка вниз. Круца почти услышал, как эта капля разбивается о булыжники.

Он ждал этого момента многие месяцы, готовился к нему, не раз обдумывал, как это будет и что он сможет противопоставить серым плащам. Теперь момент настал, и Круца был не готов к этому. Да он и не смог бы никогда подготовиться к возвращению серых людей, которые носят блестящие медальоны со знаком змеи, пожирающей свой хвост. Они забрали Дохляка, а теперь пришли за ним.

Круца вышел на середину улицы и огляделся. Он не искал пути к отступлению, не искал помощи у посторонних — он просто осматривал местность. Его преследовало нездоровое ощущение, что в их приходе за ним есть какая-то справедливость. Весной они забрали Дохляка, а парень был невиновен. Его-то душа была не столь испорчена, как та, что гнездилась в Круце. И конечно, они должны были прийти за ним. Гнев их и ярость теперь наверняка будут во сто крат сильнее, чем тогда, весной.