Я влюбилась в друга и через некоторое время нашла в себе смелость сказать ему об этом. Вежливо, но твердо он сказал, что ему это неинтересно. Безграничная печаль. Мне было стыдно расстраиваться из-за того, чего не произошло, расстраиваться из-за не случившегося. Мысленно я собирала войска и уничтожала армии.
Я решила заставить себя преодолеть это и соблазнить другого знакомого. Я побрила ноги, надела платье и пошла к нему. Его не оказалось дома. После этого у меня кончился запал. Меня это не слишком расстроило.
Островной гигантизм – это такое явление, когда животные, живущие на острове на протяжении нескольких поколений, становятся больше, чем их материковые сородичи. Если хищников или конкурентов меньше, в процессе эволюции они могут вырасти в размерах. Обычно это характерно для грызунов. На моих островах полевки и мыши оказались крупнее своих собратьев на материке.
Я поднялась на скалу Блэк Крейг и пошла вдоль пустынного побережья к самым высоким скалам острова. С прибрежной тропы я посмотрела на волновые генераторы-поплавки, покачивающиеся на море, и помахала рукой парому, но не думаю, что кто-то помахал мне в ответ. Морской утес выглядел как огромный восклицательный знак, брошенный в море. Я сразу представила, как эта невероятная скала обрушивается прямо здесь и сейчас и я одна наблюдаю за этим. Я вспомнила, как еще вчера, стоя в супермаркете у полок с фруктами и овощами и держа в руках влажный салат, решила, что в конце лета точно уеду отсюда, но сейчас, на вершине скалы, в окружении розовых армерий, орхидей, чибисов, каменок и тупиков, я не была в этом так уверена.
Я вспомнила, как кто-то сказал мне, что на острове есть только один дом, который невозможно увидеть из окна другого. Я думала о том, как крошечная шотландская примула любит открытые места, омываемые соленой водой.
Я поднялась вверх по течению ручейка, чтобы найти деревянную сауну, о которой слышала и фотографии которой видела не так давно. Кроншнепы неистовствовали. Я нашла маленький водопад, а под ним – перекрытый плотиной бассейн, но сауны там не было. Она сгорела дотла, остались только почерневшие остовы бревен. Я побродила в холодной воде, вышла на дорогу и поймала попутку до города, водителем которой оказался морской биолог, специалист по тюленям.
У меня был скелет хорошей жизни, но без сердца внутри. Последние два года я носила одну и ту же теплую одежду. Мои летние и нарядные платья висели в шкафу нетронутыми. Раньше я фотографировала только людей, теперь – небо.
Главным событием дня были встречи с птицами. То я видела самца полевого луня, пролетевшего мимо моей машины, как серебряная стрела, то двух комично воркующих в гавани гаг.
Я жила на одинаковом расстоянии от обоих родителей и была связующей нитью между ними. Они развелись десять лет назад и осторожно выпытывали у меня информацию друг о друге.
Я пыталась сделать вид, что всё в порядке, расслабиться и быть благодарной за то, что у меня есть, но стремление к большему меня не оставляло. То же желание и вера в себя, которые меня мотивировали, вызывали разочарование. Боль была побочным продуктом моих амбиций.
Были дни, когда нараставшее во мне одиночество выливалось в гневные комментарии, зачастую адресованные острову. Ночами, когда мне было больно и одиноко, я спрашивала себя: неужели это та жизнь, ради которой я бросила пить?
Мне нужно было уехать. Я хотела взрослой жизни, ресторанов, секса, разговоров и искусства. Я хотела встретить новых людей, которые не знают о моем прошлом.
У меня был доход и достаточно денег на банковском счету, чтобы хватило на несколько месяцев, так что я решила отправиться в путь. Я опубликовала объявление о сдаче своей квартиры в аренду и через несколько дней рано утром села на паром.
Мне всегда нравилось чувство, которое испытываешь, когда уезжаешь: нравилось, как отходит от пристани и острова паром, как автобус начинает движение по трассе A9.
Шотландия за окном проносится мимо, а я пишу в своем блокноте, дневнике сновидений, воображая строки и клятвы, адресованные безликой и безымянной фантазии – моей будущей большой любви: