Момент

Я сижу рядом с молодым мужчиной, чьи зрачки с любопытством бегают по сторонам, и с молодой женщиной, чья заученная улыбка превращает ее глаза в два полумесяца, прикрытые ресницами. Это похоже на медитацию, но мы фокусируем внимание не на алтаре или свече, а на точке, в которой свет проникает в тело другого человека и преобразуется мозгом в изображение. Приятно знать, что где-то есть люди, готовые быть добрыми и открытыми, если я посмотрю им в глаза.

Зима проходит. Мне больно, и моя одержимость длится уже много месяцев, но выхода нет.

Синдром Стендаля предполагает физическое недомогание – учащенное сердцебиение, головокружение, обморок, – испытываемое при встрече с великим произведением искусства. Французский писатель Стендаль писал, что испытал эти симптомы, когда впервые рассматривал знаменитые флорентийские фрески в 1817 году.

К моему удивлению, за последнее время визуальное искусство дважды довело меня до слез. Первый раз это простой кадр из документального фильма о ленд-арте: камера долго снимает свет, движущийся по стене из натурального камня. Во второй раз это происходит, когда я иду на выставку картин, изображающих мой остров. Это последний день работы выставки, и в последнюю минуту я решаю сесть на автобус номер восемь, чтобы успеть на нее. Автобус идет через мое прошлое, от Бетнал-Грин до Блумсбери. Лондон изменился – теперь здесь есть сеть ресторанов Tapas Revolution и магазин электронных сигарет Vape World, – но я остаюсь прежней: курю на автобусной остановке, думая о парне.

У входа в опрятную галерею я звоню в дверь, и меня проводят вверх по лестнице. Без особых ожиданий я вхожу в комнату и вижу картины. Не успев осознать, что на них изображено, я начинаю плакать. Что-то поражает меня, что-то почти на уровне подсознания. На картинах изображены скалы, морские столбчатые утесы и древние каменные памятники островов. Я испытываю тоску по дому и еще что-то более конкретное. Всё дело в изображении солнца, освещающего гробницу.

Оно запускает во мне сильную эмоциональную реакцию, я думаю о доме, простоте, контрасте и силе. В прошлый раз, когда я чувствовала такое, на камень тоже падал солнечный свет.

Я начинаю вырезать по камню, который привезла из дома. Вырезать трудно, камень, сволочь, твердый и бугристый. Зубило непредсказуемо подпрыгивает. Осадочная порода крошится беспорядочными слоями. Но мой кусок оказывается интересным: смесь плитняка и песчаника. Откалывая верхний серый слой, я обнаруживаю темно-красные внутренности.

Сначала я рисую буквы карандашом, задавая формы и пропорции. У меня плохо получается, центральные линии кренятся в разные стороны. Буквы, неровные и угловатые, появляются под слоем пыли благодаря силе мышц и ударам молотка о зубило. Получается очень грубо, до изысканной резьбы мне еще далеко – нужно много практики, – но я должна продолжать вырезать, не обращая внимания на громкий стук и травмы, пытаясь сформировать четкое слово.

Многим людям снится, что они падают, но мало кто достигает земли.

Мировые коммуникационные системы могут быть выведены из строя солнечной вспышкой или выбросом корональной массы, мощной геомагнитной бурей, подобной той, что мы пережили в 1859 году. Ее ударная волна способна перегрузить систему электроснабжения. В электросети может произойти скачок напряжения, и она выйдет из строя; могут оборваться линии электропередач. Пятна на солнце могут создавать такое давление, что при их накоплении образуется солнечная вспышка. Если интернет отключится, если наши системы связи оборвутся, вспомним ли мы, как жили раньше?

Я хочу держать камень и преобразовывать его собственными усилиями. Я не боюсь испачкать руки, я хочу к земле, хочу окунуться в стихии. Я хочу поставить этот камень с вырезанными на нем буквами на землю и хочу, чтобы потом, спустя много лет, в вырезанных моей рукой словах отражался свет.

Я хочу поцеловать тебя, когда на тебе великолепная золотая шляпа.

Я хочу поцеловать тебя на вершине эрратического валуна.

Я хочу поцеловать тебя в гробнице эпохи неолита в середине зимы.

Я хочу поцеловать тебя в пылу геомагнитной бури.

Апофения Май Розовая Луна

Перед отъездом из Берлина я нарисовала на лестничной клетке своего дома енота. Я всё лето себе это обещала. Было начало сентября, прошло всего несколько дней после письма, и я была не в себе. Я купила краску, одолжила кисти и закатала рукава. Окно было открыто, было тепло, я стояла на лестнице в укороченном топе, собрав волосы в пучок, и рисовала.

Картина получилась не очень хорошей – мне не удалось построить перспективу и нарисовать енота так, чтобы он не был похож на персонажа мультфильма, очень сложно – но хоть что-то.

* * *