Моменты

Ее рука поправила полотенце, обернутое вокруг головы, затем она взглянула на свои босые ноги и махровый купальный халат. Вздохнув, она промолвила:

— Амадо, я... ну, конечно же.

И нажала кнопку, отпирая замок. Натянув джинсы и майку, она встретила его на лестничной площадке.

— Я могу заглянуть и в другой раз, если вам сейчас неудобно, — сказал он при виде полотенца.

— Ну, что еще за глупости, — ответила Элизабет, жестом приглашая его войти. — Может быть, хотите чашечку кофе?

Он взял ее за руку.

— Нет-нет, я прошу вас выслушать меня, боюсь, что если не скажу сию минуту, зачем я пришел, то, пожалуй, потом найду какой-нибудь повод и не решусь.

— Хорошо, — мягко сказала она.

Она посмотрела в его глаза и почувствовала, как невидимый барьер, который образовался и определял их отношения за время совместной работы, вдруг исчез, и они снова вернулись в тот вечер, когда Амадо приехал в город с одной-единственной целью — пригласить ее пообедать.

Он выпустил ее руку.

— Я думал о вашей новой работе в Нью-Йорке, — начал Амадо. — Вы планировали рано или поздно поменять место жительства или все-таки уезжаете из Сан-Франциско из-за вчерашнего происшествия?

— У нас с Джереми все равно в один прекрасный день возник бы конфликт. И неважно, какого рода работу я бы им...

— Элизабет, пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

Как это было не похоже на Амадо — задавать личные вопросы, не говоря уже о настойчивом желании услышать ответ. О себе она рассказывала в тот раз только потому, что ей самой этого хотелось.

— В свое время Нью-Йорк был для меня мечтой. Ну, а теперь я еду туда только из-за работы. Мне тяжело по многим причинам оставаться в Сан-Франциско. — Господи, да почему же она постоянно пытается подсластить боль? — Если не невозможно. Уж Джереми об этом позаботится.

Утром ей позвонила Джойс и рассказала, что Джереми едва не хватил апоплексический удар, когда он узнал о намерении Амадо отказаться от этой сделки.

— Но вы бы остались здесь или во всяком случае в Калифорнии, если бы захотели?

— О чем вы меня и просите?

Он засунул руки в карманы.

— Что-то я не очень хорошо это делаю, — он нервно улыбнулся. — И дело тут не в недостатке практики. От Сент-Хелены и до ваших дверей я без конца повторял эти слова. И вот теперь вы стоите передо мной и говорите то, что мне и нужно было услышать... А я никак не могу выразить словами, что творится в моей душе.

Амадо, обычно неразговорчивый и замкнутый, когда дело касалось его винного завода, в светской жизни был одним из самых красноречивых мужчин, которых когда-либо встречала Элизабет.

— Послушайте, Амадо, если вы вбили себе в голову, что в моей ссоре с Джереми каким-то образом виноваты вы, и пришли извиняться, то вы более чем ошибаетесь.

— Нет-нет, дело совсем не в этом. Я пришел сделать вам одно предложение... план... нет, это слово тоже не подходит. Я хочу, чтобы вы пошли работать ко мне, — и, словно боясь, что она ответит прежде, чем он закончит, Амадо быстро продолжил: — Рекламная кампания, которую вы спланировали, просто великолепна. Да, не скрою, я несколько недель пытался понять, что вы хотите сделать: теперь я все понял. И с этого момента ваш замысел стал моим. И ничто иное меня не удовлетворит.

Элизабет была довольна и польщена, хотя и слегка ошеломлена его похвалой.

— Я, конечно, рада, что...

— Подождите, это еще не все, — он поколебался, сглотнул и выпалил залпом: — И так же сильно, как я хочу, чтобы вы работали у меня, я хочу, чтобы вы стали моей женой. Нет-нет, я неправильно это сказал. Я всей душой жажду, чтобы вы стали моей женой.

Элизабет закрыла глаза. Необычное чувство охватило ее. Она поняла его слова, уловила их смысл, но не могла постичь, что они предназначались именно ей. У нее было искушение посмотреть через плечо, уж не стоит ли там кто-то позади нее. Ощущение было таким, словно мир, в котором она до сих пор жила, внезапно подвергся разрушительному землетрясению. Нет, не так сильно, чтобы она упала, но вполне достаточно, чтобы потерять равновесие.

— Я понимаю, что застал вас своими предложениями врасплох, — продолжал Амадо. — Вы, по всей вероятности, полагаете, что я с утра надегустировался на своем заводе, и я вас за это не виню.

В голове Элизабет с невероятной отчетливостью всплыли моменты, которые давно вызывали у нее недоумение: роза, тот обед, его покровительство, забота, даже то, как он прикасался к ней... Боже милостивый, да как же она могла быть так слепа?!

— Не знаю, что и сказать, Амадо.

— Понимаю. Собственно, я этого и ожидал. Вы не готовы к моему предложению, это — моя вина, — он дотронулся до ее руки. Ей казалось, что, выпалив все на одном дыхании Амадо освободился от тяжелого груза. — Вам, возможно, трудно в это поверить, но я удивлен всем этим не меньше вас. Только оказавшись перед реальной угрозой потерять вас как друга, я осознал, что вы значите для меня куда больше. Сама мысль, что никогда больше не увижу вас, повергла меня в панику. Я не могу успокоиться со вчерашнего вечера.

Элизабет поправила полотенце, которое начало соскальзывать с головы.