Моменты

Амадо поцеловал ее в макушку.

— Да я только и живу, чтобы слушать эти слова.

— Тогда я буду повторять их тебе каждое утро.

— Мне бы это очень понравилось, — сказал он. — Ладно, теперь, полагаю, мы потолковали достаточно. Я хотел бы услышать о моем приятеле Чарлзе. Как он тебе показался?

Элизабет почувствовала, словно он ускользает от нее, но не могла понять почему.

— Он мне показался невысоким, лысым и невероятно близоруким.

— Чарлз Пинкли?? А ты уверена, что… — он рассмеялся и, притянув ее к себе, крепко обнял. — Не знаю, что бы я делал без тебя.

— Что ж, хорошая мысль, поскольку я и не собираюсь никуда уезжать.

Он снова поцеловал ее.

— Ну, а теперь ты расскажешь мне о Чарлзе?

Элизабет позволила себе слегка расслабиться. Ничего, они с этим справятся.

— Ну, это удивительно высокий мужчина. С такими бакенбардами…

Глава 14

Элизабет уставилась на первую страницу газеты, которая закрывала от нее Амадо. Он сидел напротив за обеденным столом и наслаждался своей недавно приобретенной привычкой — читать за завтраком, вместо того чтобы разговаривать с ней. В это утро Элизабет уже несколько раз безуспешно пыталась добиться его внимания. Она решила сделать еще одну попытку.

— Я забыла сказать, что съемочная группа явится сюда завтра утром в пять часов вместо семи, — сказала она. — Они хотят снять парочку кадров в виноградниках так, чтобы свет падал сзади.

— И когда же они хотят, чтобы я там был? — спросил Амадо, не опуская газеты.

— Джерри попросил тебя закончить наводить марафет к шести, им бы хватило времени.

Газетный барьер опустился.

— Ну, это не проблема.

Он очень старательно развернул газету и вернулся к чтению. Посмотрел на свой грейпфрут, а потом на стену позади Элизабет. Казалось, он чувствовал себя неловко, почти нервничал. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем он сказал:

— Нам надо поговорить. — Он помолчал. — Я откладывал этот разговор, Элизабет, потому что знал: он вызовет у тебя излишнее беспокойство.

Она уселась попрямее на стуле, борясь с желанием встать по стойке «смирно». У нее не было ни малейшего представления о том, что за этим последует, она только чувствовала, — ничего хорошего не услышит.

— Я попросил Консуэлу перенести мои вещи в комнату для гостей сегодня же утром, после того как мы уйдем на работу, — он наконец поднял глаза и посмотрел на нее. — Пожалуйста… Элизабет. Постарайся понять… Это только временный переезд. Ты знаешь, я плохо сплю, вот я и беспокоюсь, что моя неугомонность тебе мешает. Как только все войдет в норму, я попрошу вас с Консуэлой перенести мои вещи обратно в твою комнату.

Ей не было нужды спрашивать, что он подразумевает под «вхождением в норму». Это тот день, когда смирится с ее неспособностью подарить ему детей, и сможет опять видеть ее в своей постели.

— В мою комнату? — Элизабет изо всех сил старалась сохранить спокойствие. — С каких это пор она перестала быть нашей комнатой, Амадо?

— Ну, я просто неудачно выразился. Не более того.

Она встала и обошла вокруг стола. Подойдя к нему вплотную, Элизабет опустилась на колени и положила ладони на его руку.

— Если ты это сделаешь, то трещина, которая уже появилась, будет только увеличиваться. И мы никогда не сможем преодолеть ее.

Он коснулся ее щеки с невероятной нежностью.

— Ты делаешь из этого слишком далеко идущие выводы.

— То, что я сейчас испытываю… да я бы могла валяться на полу, стучать ногами и рыдать — и все равно это даже в малой степени не выразит того, какой ужас я испытываю. Я люблю тебя, Амадо. Я понимаю, как тебе горько из-за того, что…

Его рука двинулась и слегка прикрыла ей рот.

— Моя любовь к тебе никак не связана с тем, можем ли мы иметь детей или нет. Я же тебе сказал, что больше мы об этом никогда говорить не будем. Это пройдено и теперь несущественно.

Ах, если бы только она могла поверить ему!

— Тогда зачем же ты делаешь это? — спросила она.

— Я должен принять кое-какие решения, и мне нужно время, чтобы их обдумать.

Внутри у Элизабет так все и похолодело.

— Что еще за решения?

— Я тебе расскажу о них попозже.

За десять месяцев их брака она усвоила твердо — на Амадо нельзя давить.

— И в эту твою новую комнату кому-то будет дано право входить?

— Думаю, лучше тебе немного повременить.

— Понятно, — тихо сказала она, чувствуя, как сердце буквально разрывается медленными и неумолимыми рывками.

Амадо взял руку и крепко сжал.

— Печаль, которую я вижу в твоих глазах, для меня просто как нож в сердце. Ты должна мне верить: я люблю тебя, моя прекрасная Элизабет. Ты для меня — все, даже воздух, которым я дышу.

— Тогда останься. Обещаю, мы сумеем преодолеть это.

— Да я же буду не так далеко, просто немного дальше по коридору.

Что ж, решение принято, и поколебать Амадо было невозможно. Элизабет кивнула, признавая свое поражение.

— А теперь мне пора идти. Я должен встретиться с Майклом на заводе через десять минут.

Элизабет отодвинулась, давая ему пройти. Он пошел было к выходу, а потом, словно ему только что пришло это в голову, вернулся и поцеловал ее. Губы их встретились без страсти и даже без надежды.

— Ты свободен в обед? — спросила она.