— Ну, вообще-то друзья рассказывают друг другу о себе, — подсказал он.
— Ты меня не слушаешь, Майкл, — в ее голосе почти отчетливо слышалась безнадежность. — Когда я сказала, что никогда не рассказывала о своей семье, я имела в виду — никогда.
— Может быть, это все из-за котят.
Она еще крепче обняла колени.
— И это нормально?
— Что нормально?
— То, что я рассказала тебе. Боже мой, я совсем сошла с ума. Что со мной происходит?
— Элизабет, чего ты боишься?
Она колебалась, в голове был какой-то сумбур.
— Честно?
— Разумеется.
— Если ты узнаешь, кто я на самом деле, то нашей дружбе конец.
— Но это же бред!
— Я знаю, что говорю. Раньше такое уже случалось. Множество раз.
Майкл приподнял Говарда и пристроил его на подушку. Потом дотянулся до своих джинсов, натянул их и сел рядом с ней на полу. Вначале он боялся касаться ее, боялся, что она испугается и уйдет. Но когда он посмотрел на Элизабет, жалость затопила его сердце. Он обвил ее рукой и притянул к себе.
— Не существует ничего такого, что оттолкнет меня от тебя.
— А что, если я маньяк-убийца?
— В самом деле?
— Нет.
— Мы можем спорить на эту тему всю ночь напролет. Но ты можешь довериться мне. Или ты боишься, что, если расскажешь, я не смогу сохранить твою тайну?
Она не ответила.
— Элизабет, следующий шаг за тобой. Я не собираюсь насильно толкать тебя к тому, чего ты не желаешь делать.
В большей степени себе самой, чем Майклу, Элизабет сказала:
— Доверившись, я могу слишком много потерять и мало выиграть.
— Тогда не рассказывай ничего. Пусть все остается как было, забудем, что сегодняшняя ночь вообще была.
— И ты действительно сможешь забыть?
Ему даже и подумать-то было страшно, что он мог бы сделать и, конечно, сделал бы ради нее.
— Да, — ответил он без колебания.
Прошло еще несколько длинных минут. Никто из них не говорил ни слова. Наконец Элизабет спросила:
— Ты когда-нибудь слышал об Анне и Билле Кэйвоу?
Эти имена были ему знакомы, но Майкл не мог вспомнить, где он слышал их.
— По-моему, да, но я не уверен.
— Они были членами одной радикальной группы, которая взрывала военные базы и грабила банки в семидесятые годы.
— Да, теперь я вспомнил. На одной из этих баз погибло несколько человек, когда бомба взорвалась раньше условленного времени, да?
Элизабет кивнула.
— Ты хочешь сказать, что Анна и Билл Кэйвоу были твоими родителями?
— Да. Они оставили меня у бабушки, когда мне было десять лет. Если не считать пары поздравительных открыток, отправленных спустя несколько месяцев после моего дня рождения, я больше никогда от них не получала весточки. Я не имею ни малейшего представления, приезжали ли они в Калифорнию, пока их не поймали.
Майкл прижался щекой к ее макушке и закрыл глаза от боли, которую слышал в ее голосе.
— Твои родители, — сказал он, — должно быть, внесли переполох в тишайший городок Фармингэм, штат Канзас.
— Дело не только в жителях Фармингэма. После того как телеграф сообщил эти новости и выяснилось, что я дочь террористов, репортеры слетелись со всего штата. Они преследовали меня по пятам. А потом, когда они в конце концов разъехались, моих родителей застрелили при попытке к бегству, и все началось по новой.
— Теперь я понимаю, почему ты хотела поменять фамилию.
— Ну, я поменяла не только фамилию.
— Что бы там ни было, теперь с этим покончено. Это больше не имеет значения. Черт подери, да если бы мы несли ответственность за то, что делали в детстве, мы бы все сидели за решеткой, — и тут он вспомнил ту версию прошлого Элизабет, которую рассказывал Амадо. — А Амадо знает об этом? Не потому ли…
— Я ему никогда ничего не говорила. И ты тоже не говори. Обещай мне это, Майкл.
— Обещаю.
Это, кажется, убедило Элизабет. Она начала подниматься.
— Как только уедут Элана с Эдгаром, я переберусь в коттедж, так что мы сможем кормить котят по очереди. Я все равно в последнее время плохо сплю.
Они снова вернулись на безопасную почву.
— Чтобы Амадо злился на меня за то, что я провожу с тобой ночи? Нет уж, спасибо. Я лучше обойдусь своими силами.
— Амадо даже не узнает, что я ушла.
Потребовалось какое-то мгновение, чтобы осознать сказанное. И когда это произошло, Майкл почувствовал себя так, словно из него выкачали весь воздух.
— Он до сих пор не спит с тобой? Даже в эту ночь?
— Майкл, это единственное, о чем я не стану говорить с тобой. Это нечестно перед Амадо.
— Но он же глаз с тебя не сводил на этом вечере! Бог мой, так что же он делает-то, когда вы приходите домой: целует тебя на прощанье у дверей твоей комнаты и отправляется в свою, так, что ли?
Элизабет опять попыталась встать. Он остановил ее. Когда она попыталась оттолкнуть его, Майкл схватил ее за руки. Она вдруг разозлилась.
— Какое тебе дело до того, что мы с Амадо делаем или не делаем? Почему тебя это волнует?
Ну, вот этот миг и пришел. Он, конечно, мог бы сказать, что он ее друг, но она поверила бы только тому, что ей хотелось услышать. Она доверила ему свою сокровенную тайну. Так мог ли он уступить ей в искренности?
— Ну, продолжай же, Элизабет. Ты же женщина сообразительная. Ты, несомненно, сама можешь дать ответ.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.