Моммзен Т. История Рима.

Эврипидовский эллинизм проникал в Рим самыми разнообразными путями и, может быть, более быстро приобретал там глубокое влияние косвенным образом, чем прямо в переводной форме. Трагическая сцена открылась в Риме не позднее комической, но развитию трагедии препятствовали как несравненно более значительные издержки на сценическую постановку трагедий (эти издержки, без сомнения, принимались в соображение, по крайней мере во время войны с Ганнибалом), так и характер публики. В плавтовских комедиях не часто делаются намеки на трагедии, да и все намеки этого рода могли быть заимствованы из оригиналов. Первым и единственным имевшим успех трагическим писателем того времени был младший современник Невия и Плавта, Квинт Энний (515—585) [239—169 гг.]; на его пьесы сочинялись пародии даже тогдашними комическими писателями, а потомство интересовалось сценическим представлением этих пьес и декламировало их. С трагической сценой римлян мы не так хорошо знакомы, как с комической; но в общем итоге в первой повторяются те же явления, какие были нами замечены во второй. Репертуар в сущности составлялся также из переводов греческих пьес. Сюжеты выбирались главным образом из осады Трои и из непосредственно связанных с этой осадой легенд, очевидно по той причине, что школьное образование знакомило римлян только с этим циклом мифических сказаний; при этом преобладали чувственно жестокие мотивы — убийство матери или детей в «Эвменидах», «Алкмеоне», «Кресфонте», «Меланиппе», «Медее», принесение дев в жертву в «Поликсене», «Эрехтидах», «Андромеде», «Ифигении», и нам невольно приходит на ум, что публика этих трагедий привыкла смотреть на бой гладиаторов. Роли женщин и привидений, по-видимому, производили наиболее глубокое впечатление. Кроме устранения масок самое замечательное отступление римских переделок от оригиналов заключалось в том, что касалось хора. В римском театре, устроенном главным образом для комических бесхорных пьес, не было такого особого места для пляски (orchestra) с алтарем посредине, на каком помещался греческий хор, а если и было такое место, то оно служило римлянам чем-то вроде партера; поэтому в Риме пришлось во всяком случае отбросить художественно расчлененный и перемешанный с музыкой и декламацией хоровой танец, а хор хотя и остался, но уже не имел большого значения. Что касается деталей, то, конечно, не было недостатка ни в отступлениях от стихотворного размера, ни в сокращениях, ни в искажениях; так, например, в латинской переделке эврипидовской Ифигении из женского хора сделан солдатский хор по образцу ли какой-нибудь другой комедии, или по собственной изобретательности переделывателя. Латинские трагедии VI в. [ок. 250—150 гг.] нельзя назвать хорошими переводами по нашим понятиям²⁷¹; однако трагедии Энния, по всей вероятности, были гораздо менее искаженными копиями эврипидовских оригиналов, чем плавтовские комедии — менандровских.