Моммзен Т. История Рима.

Народы же, впоследствии выделившиеся из этого племени, получили этот запас как общее достояние в его традиционно установленном употреблении и стали самостоятельно строить на этом фундаменте. Мы находим в этом запасе слов не только самые простые обозначения бытия, деятельности и восприятий, как например sum, do, pater, т. е. первоначальные отзвуки тех впечатлений, которые производит на человека внешний мир, но также такие слова, которые принадлежат к числу культурных не только по своим корням, но и по своей ясно выраженной обиходной форме; они составляют общее достояние индо-германского племени, и их нельзя объяснить ни равномерностью развития, ни позднейшим заимствованием. Так, например, о развитии в те отдаленные времена пастушеской жизни свидетельствуют неизменно установившиеся названия домашних животных: санскритское ga^us по-латыни bos, по-гречески ; санскритское avis по-латыни ovis, по-гречески ; санскритское acvas по-латыни equus, по гречески ; санскритское hansas по-латыни anser, по-гречески ; санскритское ^atis по-гречески ; по-латыни anas, точно так и pecus, sus, porcus, taurus, canis — санскритские слова. Стало быть, в эту отдаленнейшую эпоху то племя, которое со времен Гомера до настоящего времени было представителем духовного развития человечества, уже пережило самую низшую культурную ступень, эпоху охоты и рыболовства, и уже достигло по меньшей мере относительной оседлости. Наоборот, мы до сих пор не имеем положительных доказательств того, что оно уже в то время занималось земледелием. Язык свидетельствует скорее против, чем в пользу этого. Между латинско-греческими названиями хлебных растений ни одно не встречается на санскритском языке, за исключением одного только слова , которое соответствует санскритскому yavas и вообще означает по-индийски ячмень, а по-гречески полбу. Конечно, нельзя не согласиться с тем, что это различие в названиях культурных растений, так резко отличающееся от совпадения в названиях домашних животных, еще не может считаться доказательством того, что вовсе не существовало общего для всех племен земледелия. При первобытных условиях жизни труднее переселять и акклиматизировать растения, чем животных, и возделывание риса у индусов, пшеницы и полбы у греков и римлян, ржи и овса у германцев и кельтов может само по себе быть приписано существованию какого-нибудь первоначального общего вида земледелия. Но, с другой стороны, одинаковое у греков и у индусов название одного злака служит доказательством только того, что до разделения племен собирались и употреблялись в пищу растущие в Месопотамии в диком виде ячмень и полба³, но вовсе не того, что уже в ту пору возделывался хлеб. Если мы здесь не приходим ни к какому решительному выводу ни в ту, ни в другую сторону, то немного дальше подвигает нас наблюдение, что некоторые из относящихся к этому предмету самых важных культурных слов встречаются, правда, в санскритском языке, но всегда в их общем значении; agras означает у индусов поле вообще; k^urnu — то, что растерто; aritram — весло и корабль; venas — вообще все, что приятно, и в особенности приятный напиток. Стало быть, эти слова очень древни; но их определенные отношения к пашне (ager), к зерновому хлебу, который должен быть смолот (granum), к орудию, которое бороздит землю, как ладья бороздит поверхность моря (aratrum), к соку виноградных лоз (vinum) еще не были выработаны во время древнейшего разделения племен; поэтому нет ничего удивительного в том, что эти отношения установились частью очень различно; так например, от санскритского kurnu получили свое название как зерно, которое должно быть смолото, так и мельница, которая его мелет, по-готски quairnus, по-литовски girn^os. Поэтому мы можем считать вероятным, что древний индо-германский народ еще не был знаком с земледелием, и неоспоримым, что если он и был знаком с земледелием, то все же стоял в хозяйственном отношении на низкой ступени развития. Ведь если бы земледелие уже находилось в ту пору в таком положении, в каком мы впоследствии находим его у греков и римлян, то оно отпечатлелось бы на языке глубже, чем это случилось на самом деле. Напротив того, о постройке домов и хижин у индо-германцев свидетельствуют санскритское dam(os), латинское domus, греческое ; санскритское v^ecas, латинское vicus, греческое ; санскритское dvaras, латинское fores, греческое ; далее касательно постройки гребных судов: название ладьи — санскритское n^aus, греческое , латинское navis, и названия весел — санскритское aritram, греческое , латинские remus, tri-resmis, об употреблении повозок и приучении животных к упряжи и к езде — санскритское akshas (ось и кузов), латинское axis, греческие , , санскритское iugam, латинское iugum, греческое названия одежды — санскритское vastra, латинское vestis, греческое — , равно как названия шитья и пряжи, — санскритское siv, латинское suo, санскритское nah, латинское neo, греческое  — одинаковы во всех индо-германских наречиях. Нельзя того же сказать о более высоком искусстве тканья⁴. Уменье же пользоваться огнем для приготовления пищи и солью для ее приправы было древнейшим наследственным достоянием индо-германских народов, и то же можно сказать об их знакомстве с теми металлами, из которых издревле изготовлялись людьми орудия и украшения. По крайней мере в санскритском языке встречаются названия меди (aes), серебра (argentum) и, быть может, также золота, а они едва ли могли возникнуть, прежде чем люди научились отличать одну руду от другой и применять их; действительно, санскритское asis, соответствующее латинскому ensis, свидетельствует об очень древнем употреблении металлического оружия. К тому же времени восходят те основные понятия, которые в конце концов послужили опорой для развития всех индо-германских государств: взаимные отношения мужа и жены, родовой строй, жреческие достоинства отца семейства и отсутствие особого жреческого сословия, равно как отсутствие вообще всякого разделения на касты, рабство как правовое учреждение и судебные собрания общин в дни новолуния и полнолуния. Определенное же устройство общинного быта, разрешение столкновений между царской властью и верховенством общины, между наследственными преимуществами царских и знатных родов и безусловной равноправностью граждан — все это должно быть отнесено повсюду к более поздним временам. Даже элементы науки и религии носят на себе следы первоначальной общности. Числа до ста одни и те же (по-санскритски catam, ^ekacatam) по-латыни centum, по-гречески , по-готски hund, месяц назвали так на всех языках потому, что им измеряется время (mensis). Как понятие о самом божестве (по-санскритски d^evas, по-латыни deus, по-гречески , так и многие из древнейших религиозных представлений и картин природы составляют общее достояние народов. Например, понятие о небе как об отце, а о земле как о матери всего живущего, торжественные шествия богов, переезжающих с одного места на другое в собственных колесницах по тщательно выровненным колеям, и не прекращающееся после смерти существование душ в виде теней — все это основные идеи как индусской мифологии, так и греческой и римской. Некоторые из богов, которым поклонялись на берегах Ганга, похожи на тех, которым поклонялись на берегах Илисса и Тибра, даже своими именами: так, например, чтимый греками Уран то же, что упоминаемый в Ведах Варуна, а Зевс — Jovis pater, Diespiter — то же, что упоминаемый в Ведах Dj^aus pyta. Немало загадочных образов эллинской мифологии осветилось неожиданным светом благодаря новейшим исследованиям древнейшего индусского богоучения. Таинственные образы эринний в седой древности не принадлежали греческой фантазии, а были перенесены с востока самыми древними переселенцами. Божественная борзая собака Saram^a, которая стережет у владыки небес золотое стадо звезд и солнечных лучей и загоняет для доения небесных коров — питающие землю дождевые облака, — но вместе с тем заботливо провожает благочестивых мертвецов в мир блаженных, превратилась у греков в сына Сарамы — Saram^eyas или Hermeias (Гермеса); таким образом, оказывается, что загадочный греческий рассказ о похищении быков у Гелиоса, без сомнения находящийся в связи с римским сказанием о Какусе, был не чем иным, как последним непонятным отголоском той древней и полной смысла фантастической картины природы.