Моммзен Т. История Рима.

Это определило бы роль Помпея в предстоящем состязании, если бы и без того не было вполне понятно, что он должен выступать в нем как полководец законной республики. Природа предназначила ему больше, чем кому-либо другому, роль члена аристократии, и лишь случайные и чисто эгоистические мотивы сделали его перебежчиком из аристократического лагеря в демократический. Если он теперь вернулся к своим сулланским традициям, то это было не только в порядке вещей, но и чрезвычайно полезно. Насколько устарели демократические боевые лозунги, настолько же сильно должно было быть действие консервативного лозунга, если он провозглашался подходящим для этого человеком. Может быть, большинство и во всяком случае основное ядро граждан принадлежало к конституционной партии; по своей численности и нравственной силе она вполне могла вмешаться в предстоящую борьбу претендентов энергичным, может быть, решающим образом. Ей недоставало только вождя. Марк Катон, ее глава в данную минуту, как мог, исполнял свои обязанности, ежедневно подвергая свою жизнь опасности и не имея даже, может быть, надежды на успех. Его верность долгу достойна уважения, но все же оставаться последним на потерянном посту похвально для солдата, а не для полководца. Он не умел ни организовать, ни своевременно увлечь в бой громадный резерв, организовавшийся как бы сам собой в Италии для поддержки партии свергнутого правительства; что же касается дела, от которого, в сущности, все зависело, — влияния на армию, — на это он по очень основательной причине никогда не претендовал. Если бы вместо этого человека, не умевшего быть ни вождем, ни полководцем, знамя существующего порядка было поднято человеком с политическим и военным значением Помпея, муниципалы Италии, несомненно, стекались бы к нему толпами, чтобы под этим знаменем бороться, правда, не за монарха Помпея, но во всяком случае против монарха Цезаря. К этому присоединялось еще одно обстоятельство, не менее важное. Помпей имел привычку, даже приняв решение, не находить путей к его исполнению. Он сумел бы, может быть, вести войну, но ни в каком случае не мог бы ее объявить, зато партия Катона была неспособна вести войну, но способна и, главное, готова мотивировать борьбу против возникавшей монархии. Согласно намерениям Помпея, пока сам он держался бы в стороне и по своему обыкновению говорил бы то о своем желании отправиться в скором времени в свои испанские провинции, то о путешествии на Евфрат для принятия там начальства, — законное правительство, т. е. сенат, должно было порвать отношения с Цезарем, объявить ему войну и ведение ее поручить Помпею, который тогда, уступая общему желанию, собирался выступить как защитник конституции против демагогически-монархических происков, как честный человек и поборник существующего порядка — против кутил и анархистов, как законный полководец сената — против императора с улицы, чтобы еще раз спасти отечество. Таким образом, благодаря союзу с консерваторами Помпей получал как вторую армию вдобавок к своим личным сторонникам, так и подходящий лозунг для объявления войны; эти выгоды, правда, приобретались дорогой ценой соглашения с принципиальными противниками. Из бесчисленных неудобств, коренившихся в этой коалиции, выяснилось, прежде всего, одно, но очень серьезное обстоятельство, а именно то, что Помпей лишил себя возможности нанести удар Цезарю, когда и как ему захочется, и в этом важном вопросе оказывался в зависимости от всех случайностей и капризов аристократической корпорации.