Момо

Серый бросился на пол, протянул за окурком руки, но не достал его. Он повернул свое пепельно-серое лицо к Момо, с трудом приподнялся и воздел дрожащую руку.

– Пожалуйста, – прошептал он, – пожалуйста, милая девочка, отдай мне цветок!

Момо все еще стояла, забившись в угол, держа у сердца цветок, и отрицательно качала головой, не в силах произнести ни слова.

Серый господин съежился.

– Это хорошо, – бормотал он, – хорошо – что все – теперь – прошло...

И он исчез.

Момо растерянно смотрела перед собой – туда, где только что лежал последний Серый господин. Но там появилась Кассиопея, на панцире которой стояли слова:

«ТЫ ОТКРОЕШЬ ДВЕРЬ».

Момо подошла к двери, прикоснулась к ней последним лепестком цветка и отворила ее настежь.

С исчезновением последних воров времени исчез и холод из зала.

С широко раскрытыми глазами вступила Момо в огромные камеры хранения. Будто остекленевшие, стояли на полках бесчисленные Цветы Времени – один красивее другого и ни одного похожего, – сотни тысяч Цветов Времени, миллионы часов жизни. Становилось все теплее, теплее, теплее – наконец стало тепло, как в оранжерее.

И когда в руках Момо опал с цветка последний лепесток, вокруг поднялась своего рода буря. Целый сонм Цветов Времени закружился вокруг Момо – и мимо нее, вылетая в дверь. Это была теплая весенняя буря, буря освобожденного времени!

Как во сне, оглянулась Момо вокруг и вдруг увидела возле себя на полу Кассиопею. На панцире черепахи стояла сияющая надпись: «ЛЕТИ ДОМОЙ, МАЛЕНЬКАЯ МОМО, ЛЕТИ ДОМОЙ!»

Это были последние слова, которые Момо прочла на панцире. Цветочная буря стала такой неописуемо мощной, что подняла Момо на воздух и понесла ее вдаль, будто Момо сама была цветком, – понесла все дальше и дальше, вон из мрачных коридоров и переходов – наружу, наверх, в чистый воздух над землей и над большим городом. Момо летела над крышами и башнями посреди огромного облака цветов, которое все увеличивалось. Все это было похоже на веселый танец, в котором Момо парила то выше, то ниже, то вращаясь вокруг самой себя.

Потом цветочное облако тихо и нежно опустилось, и все цветы упали на застывшую землю, как хлопья снега. И как снег, они нежно растаяли и стали опять невидимыми, чтобы вернуться в сердца людей, где им и надлежало быть.

В то же самое мгновение возникло исчезнувшее время и все снова пришло в движение. Тронулись с места автомобили, засвистели регулировщики уличного движения, голуби замахали крыльями, и маленький песик возле фонарного столба опустил наземь заднюю ногу и побежал дальше. Никто из людей так и не заметил, что целый час мир стоял на месте. Для них это было – как взмах ресниц.

И все-таки что-то изменилось. Потому что у всех вдруг стало бесконечно много времени. Каждый, конечно, обрадовался этому, но никто не знал, что это было его собственное время, удивительным образом к нему вернувшееся.

Очнувшись, Момо увидела себя на той самой улице, где она видела застывшего Беппо – он все еще стоял там! Стоял к ней спиной, опираясь на метлу, задумчиво глядя перед собой. Он вдруг почувствовал, что ему больше некуда спешить, и никак не мог себе объяснить, почему он так бодр и полон надежд.

«Может быть, прошли те самые сто тысяч часов и я выкупил Момо?!» – подумал он.

В этот момент кто-то дернул его за пиджак, он обернулся – перед ним стояла маленькая Момо!

Нет таких слов, которые могли бы описать радость этой встречи. Они попеременно смеялись и плакали, наперебой рассказывая друг другу о своих приключениях, при этом, конечно, говорили и разную чепуху, как это обычно бывает с опьяневшими от счастья. Они без конца обнимались и обнимались, а проходившие мимо останавливались и тоже радовались, и смеялись, и плакали вместе с ними, ведь времени теперь всем хватало.

Наконец Беппо водрузил на плечо свою метлу – о работе он сегодня больше не думал. Рука в руке, прошли они через весь город домой – к старому амфитеатру. У них было что рассказать друг другу.

А в большом городе творилось необычайное, чего давно уже никто не наблюдал: дети играли прямо на улице, и водители машин останавливались и улыбались им. Некоторые даже выходили, весело разговаривая, внимательно расспрашивая друг друга о здоровье. А у тех, кому пора было на работу, еще оставалось время на то, чтобы полить на подоконнике цветы или покормить птичку. И у врачей оказалось достаточно времени, чтобы внимательно выслушать больного.

И рабочие трудились спокойно, с любовью к делу, им не надо было больше спешить сломя голову. У каждого было столько времени, сколько ему нужно, – ведь времени стало с избытком.

Но мало кто знал, кому он всем этим обязан и что, собственно, произошло в тот самый миг, который казался не длиннее взмаха ресниц. Да большинство людей всему этому и не поверило бы. Знали это и верили этому только друзья Момо.