Монады

Изредка кошки сталкивались с императорскими летающими белыми тиграми. Но они занимали различные, если можно так выразиться, воздушно-магические дивизионы. Их силы и практики почти не пересекались. Когда же все-таки, по случаю, приходилось встречаться лицом к лицу, сталкиваться в пределах ограниченного воздушного пространства, многие становились свидетелями ужасающих схваток. Правда, невидимых, но лишь ощущаемых. В особенности теми, кто обладал повышенной астральной чувствительностью. Тигры брали прямой неотразимой силой, но кошки – числом, яростью и изворотливостью. На месте, орошенном их кровью, вздувались большие сверкающие камни необычайной ценности, правда, редко и нелегко обнаруживаемые. Камни обладали мощной оберегающей и исцеляющей силой, которую не могли одолеть даже самые сильные и коварные духи гор и водяных скоплений.

Мне доводилось слышать, что некоторые из них впоследствии обнаруживались и в России, проникая туда неведомыми путями. Раз мне даже тайком показывали нечто подобное, крупное, угловатое, тщательно завернутое в грязноватую тряпицу. И вправду, державший драгоценность временами по очереди отрывал сильно подрагивающие руки от словно обжигавшего его предмета. Тот вроде бы действительно начинал как бы разгораться и в полумраке низкого помещения излучать тихое пурпурное свечение. И снова гас. Так мне, во всяком случае, показалось.

Потом кошки спешили назад к себе. Но всякий год недосчитывались двух-трех. Опоздавших не пускали, навсегда отлучая от родных стен. Монастырь постепенно пустел, поскольку процесс воспроизводства давно завершился. Стены, поначалу зияя значимыми провалами, проплешинами, постепенно обретали скучный, плоский, невыразительный вид простых крепостных сооружений. Мать-Породительница, видимо, слабела, или заканчивался цикл ее кармических служений и перевоплощений.

Зато в многочисленных селениях Китая объявлялись странные существа с глубоко запрятанными под брови взблескивающими глазами. Подозревали у них и еще две пары глаз, размещенных по боковым сторонам головы, прямо над ушами, скрытых за густой нависающей шерстью. Уже выродившиеся в своей проникающей силе, они обладали еще нехитрой способностью видеть в поле инфракрасных и ультрафиолетовых излучений и различать, правда, уже только лишь три верхних уровня человеческой ауры. Впрочем, во всем остальном их обладатели не сильно отличались от прочих обитателей тамошних поселений. Только по ночам явственно чуяли почти не обнаруживаемые шорохи, вскакивали с постели и в темноте до малейших деталей различали предметы нехитрого домашнего обихода. Ну да и, возможно, на пользу.

Весной же, когда остро пахло той самой зацветающей вишней, их неодолимо тянуло в горы, в монастырь Разлетающихся Кошек. Они покидали дома и устремлялись в угадываемом направлении. Почти разом прибывали туда, наполняли монастырский двор шумом и весельем, компенсируя, правда на весьма короткий срок, явно чувствуемый недостаток отсутствующих постоянных каменных обитателей.

К полудню девочка, ее родители и спутники в своем неблизком путешествии достигали наконец монастыря. Останавливались. Оглядывались. Хотя что оглядываться – все было знакомо по многочисленным посещениям этих мест.

Раскладывали вещи и отдыхали. Оставляя все под присмотром слуг, отправлялись бродить по разноуровневым гладковыложенным каменным дворовым площадкам. В промежутках между ровными квадратами мощения пробивалась трава, являя картину начинающегося легкого запустения.

Входили в прохладные и гулкие внутренние помещения. Звуки собственных шагов, не отступая, постоянно преследовали их. Становилось даже как-то неуютно.

Однажды в храме они наблюдали странную картину – танец черных колдуний из древнего шаманского племени, бытовавшего неподалеку. За ближайшим видневшимся отсюда высоким перевалом. Они жили уединенно и объявлялись в пустовавшем храме только во время каких-то своих отмеченных дат и таинственных празднеств.

Молодые колдуньи в тяжелых темных длинных одеяниях, усеянных изображениями крупных взблескивающих на свету пауков, медленно входили в пространство храма, возникая как из ниоткуда. На их головах были пристроены огромные всколыхивающиеся сооружения из тканей и острых сухих растений. За спиной странным образом взвивались некие подобия черных хвостов, которые, переплетаясь в танце, порождали жуткие завихряющиеся воздушные потоки. Пауки на одеяниях, казалось, начинали шевелиться, перепрыгивая с одной танцовщицы на другую. Некоторые и вовсе отделялись от колеблющейся поверхности ткани и исчезали в темных заглублениях храма.

Девочка прижималась к отцу.

На ногах и тонких запястьях танцовщиц в такт и розно позвякивали многочисленные колокольца. Все вздрагивали, когда в их мельтешение врезался низкий сухой рокот барабанов. Оглядывались – барабанщиков нигде нельзя было различить.

Не останавливая своего беспрестанного кружения, и уже в некоем трансе, на непонятном никому, кроме людей их племени, языке черные колдуньи вдруг начинали вскрикивать: «Ксья! Ксья!» – что означало: Свинью! Свинью!