Читаем Монах из Мохи полностью

Неизменно учтивый Мохтар восхитился перьями и что-то про них спросил. Прошло несколько месяцев, и под Рождество он обнаружил на столе подарок; развернул – а там такое же перо. Презент от мистера Блэкбёрна.

В основном жильцы обзавелись деньгами недавно и только привыкали к «Инфинити». Если они хотели, чтобы с ними общались формально, Мохтар общался формально. Если им хотелось поговорить, он разговаривал, и временами на эти разговоры находились время и силы. Допустим, жильцы в вестибюле ждали машину. Мохтару полагалось стоять у двери, подкарауливать прибытие машины, и тогда ему и жильцу выпадало несколько неловких минут, когда оба смотрели на улицу.

«Много работы сегодня?» – спрашивал, к примеру, жилец.

«Да не очень», – отвечал Мохтар.

Важно было не показывать, что загоняешься. Вестибюльный представитель обязан излучать невозмутимую компетентность.

«Слыхали? В Башню Б въехал питчер „Сан-Франциско Джайентс“», – говорил жилец.

Тут прибывала машина, и беседа заканчивалась.

Но порой они углублялись. Вот Джеймс Блэкбёрн – он углублялся. Заинтересовался Мохтаром еще до пера «монблан». «Ты умный парень, Мохтар. Какие у тебя планы?»

Мохтар ему сочувствовал. Джеймс, белый пенсионер на седьмом десятке, – хороший человек, ему тоже неловко. Если считать, что Мохтар хочет чего получше, нежели всю жизнь скакать из-за стойки к двери, это умалит нынешнюю работу Мохтара – мало ли, вдруг для Мохтара это личная вершина? Но если считать, что для Мохтара это личная вершина, выводы получаются весьма прискорбные.

В основном жильцы вопросов не задавали. Не хотели знать. Эта работа, само присутствие Мохтара напоминали им: есть те, кто живет в стеклянных башнях, а есть те, кто открывает им двери. Замечали жильцы, как он читает «Проклятьем заклейменных»?[3] Не исключено. Он свои книжки не прятал. Замечали жильцы Мохтара в новостях, когда он порой сзывал всех на протесты или выходил на них, требуя перемен во взаимоотношениях полиции и сан-францисского сообщества американских арабов и мусульман? Мохтар иногда мелькал на публике, и временами ему казалось, что его будущее – организовывать, представлять арабов и мусульман на уровне повыше. Член Наблюдательного совета Сан-Франциско? Мэр? Кое-кто из жильцов «Инфинити» знал о его гражданской деятельности, и для большинства он оставался неудобной загадкой. Мохтар понимал: им предпочтительны консьержи чуть посмирнее и поскучнее.

Но еще был Джеймс Блэкбёрн. «А где ты вырос? – спрашивал он. – Сам-то местный?»

<p>Глава 3</p><p>Малолетний книжный вор</p>

Самое раннее воспоминание Мохтара о Сан-Франциско – человек, который испражняется на «мерседес». В тот день семья Мохтара приехала в Тендерлойн. Мохтару исполнилось восемь – старший из тогда еще пятерых детей. Семья годами жила в бруклинском районе Бедфорд-Стайвесант, где отец Фейсал управлял «Кондитерской и продуктовым Майка» – лавкой, принадлежавшей деду Мохтара Хамуду. Но Фейсал не хотел торговать алкоголем – ему было неприятно. После многих лет планирования и мучительных раздумий Фейсал и его жена Бушра наконец-то вырвались на волю. Переехали они в Калифорнию, где Фейсалу пообещали работу уборщика. Лучше оказаться на мели и начать с нуля, чем толкать бухло под отцовской пятой.

Квартиру они нашли в Тендерлойне, который считается самым неблагополучным и бедным районом Сан-Франциско. Они приехали в город, Мохтар и остальные дети сидели сзади, машина остановилась на светофоре. Мохтар посмотрел в окно – рядом затормозил белый «мерседес»; Мохтар залюбовался этим автомобилем, блистающей краской, мерцающим хромом, и тут какой-то человек в обносках запрыгнул на капот, стянул штаны и наложил кучу. Случилось это в квартале от будущего дома семейства Альханшали.

Они уехали из просторной бруклинской квартиры, отказались от жизни, в которой, вспоминает Мохтар, никто ни в чем не нуждался, – у детей была отдельная комната, набитая игрушками, – и угодили в двухкомнатную квартирку в доме 1036 по Поук-стрит, между двумя магазинами порнографии. Пятеро детей ночевали в спальне, родители – в гостиной. Ночь напролет визжали сирены. Выли наркоманы. Бушра боялась одна ходить по району и за продуктами на Ларкин-стрит посылала Мохтара. В один из первых таких походов в Мохтара швырнули бутылкой – стекло разбилось об стену у него над головой.

Мохтар привык к наркоторговле, кипевшей круглосуточно прямо на улицах. Привык к запахам – человеческих фекалий, мочи, марихуаны. К воплям мужчин, женщин и младенцев. Привык переступать шприцы и блевоту. Привык, что в переулках трахаются старики и молодые пацаны. Ширяется тетка за шестьдесят. Попрошайничает семейство бездомных. Среди машин на проезжей части стоит пожилой торчок.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии