Монах: последний зиндзя

«Как верно, – подумала Танико. – И насколько он лучше каждого рядом с ним. Но если он не чувствовал ненависти к Хидейори, почему он пришел к гробнице Хачимана?»

– Теперь, когда шике Дзебу был в сознании, я стал заботиться о возвращении в Камакуру. Но затем побережье стало окружено льдом, и снег сделал дороги непроходимыми, таким образом, я остался наблюдать, становясь сильнее и узнавая больше о зиндзя. Настоятель Тайтаро принес ему странный кристалл с запутанным узором, вырезанным на нем, который они называли Камнем Жизни и Смерти. Шике проводил часы, глядя на него в тишине так задумчиво, что землетрясение не оторвало бы его от созерцания. Он позволил мне взглянуть на камень несколько раз, но это только утомило мои глаза. Этот вид иносказательных понятий не для меня…

Когда наступила весна, вернулась и сила шике, и он мог совершать прогулки по двору монастыря. Он служил господину Юкио, и он потратил большую половину жизни ради Юкио. Что могло помочь ему пережить эту утрату? Я не мог этого понять. Я выполнил долг перед шике Дзебу. Теперь у меня были обязательства перед другими. В течение нескольких месяцев моя семья и те, кто работал со мной на пристани, не слышали ни слова, жив я или нет. Я сказал «до свиданья» шике Дзебу и другим монахам и наконец вернулся домой.

Теперь я рассказал вам всё, что знал, моя госпожа. Я не знаю, где шике теперь. Я понятия не имею, как он попал в гробницу Хачимана, когда его светлость сегун делал туда визит. Я точно знаю, что, когда я покидал шике Дзебу, он казался достаточно спокойным, за исключением слов, которые он произнес, когда впервые очнулся: «Я никогда не найду мира». Те слова часто возвращались ко мне. Был ли он в самом деле так несчастен, что страстно желал смерти? Я всегда думал, что он живёт так, как хотел жить, что является привилегией не многих людей.

«Конечно, он несчастлив, – подумала Танико. Она мучительно захотела увидеть его опять и подержать его в своих объятиях. – Я знаю, почему он так печален, и, возможно, во всем мире я одна могу помочь ему быть счастливым».

– Одного ты не сказал мне, Моко, – произнесла она с улыбкой. – Говорил ли он что-нибудь обо мне?

Моко колебался.

– Он хотел знать, всё ли у вас благополучно. Всё ли еще с вами мальчик Саметомо.

– Это не то, что я хочу знать, Моко. Что он чувствовал по отношению ко мне?

Моко посмотрел на неё печально.

– Я не могу точно сказать, моя госпожа.

– Пожалуйста, скажи, что ты думаешь?

Моко кивнул.

– Моя госпожа, он на самом деле приказал мне не говорить вам, что он жив.

– Почему он заставил тебя обещать такую жестокую вещь?

– Я не должен говорить этого, госпожа. – Моко, казалось, болезненно переживал.

– Скажи же, Моко! – Танико почти закричала на него, а она возвышала голос лишь раз или два в своей жизни, под влиянием самых мучительных обстоятельств.

Моко стиснул веки в сильной боли.

– Моя госпожа, он сказал: «Она мучила меня слишком долго. Дай мне покинуть этот мир прежде, чем я снова увижу её».

Если бы Моко всадил кинжал ей в живот, он не мог бы принести ей больше боли. Она закрыла лицо рукавом и горько заплакала. Моко сел, печальный и тихий, не имея никакого утешения. Позже, когда ее рыдания затихли, он сказал:

– Теперь ты слышала худшее, моя госпожа. Ты не можешь уже страдать больше, чем страдала сейчас.

Она смотрела в эти чужие, пытливые глаза, которые, казалось, пристально глядели отовсюду.

– Ты прав, Моко-сан. Сейчас я слышала худшее, теперь может становиться только лучше. И ты можешь мне помочь. Кое-что только ты, из всех людей в мире, можешь сделать для меня!

Глава 9

Даже до смерти Муратомо-но Хидейори бакуфу не делали попыток провести в жизнь указы, запрещающие монахам носить оружие. Теперь, когда Хидейори ушел, его усилия по запрещению военных монахов были совершенно забыты. Жемчужный монастырь зиндзя, западнее горы Фудзи, всего в нескольких днях пути от Камакуры, процветал. Поскольку маленькая стычка могла произойти в любой момент, монахи Жемчужного монастыря проводили время, тренируясь в боевых искусствах зиндзя и обучая им семьи местных самураев. Здесь, после сдержанных, благоразумных расспросов, Моко нашел Дзебу.

Они стояли вместе на парапете монастырской каменной стены. Конусовидный пик Фудзи, позолоченный послеполуденным солнцем, возвышался над рядами низких зеленых холмов. Прошёл год с тех пор, как Моко видел шике. Он выглядел все еще изнурённым, но уже не напоминал скелет. Его белые волосы и борода были длинны, но это, казалось, шло ему.

– Я слышал, что ты присутствовал при одном трагическом событии в Камакуре, шике, – сделал Моко первую пробу.

Худое коричневое лицо было непроницаемо.

– Я не желал Хидейори смерти. Я ходил туда не для того, чтобы убить его.

– Ты имел много причин к этому, шике.