Монах: время драконов

Танико не разжимала рук, обнимавших мальчика.

– Если ему нужен Ацуи, ему придется прийти сюда и оторвать его от меня.

Цогао, зарыдав, ушла. Ацуи плакал в объятиях Танико. Она похлопала его по узенькому плечику под зеленым шелком.

– Мама, убей меня, как ты убила того человека, а потом убей себя. В Чистой Земле мы встретимся с отцом.

Танико прикусила губу.

– Перед тобой долгая жизнь, Ацуи-тян. Лучше я потеряю тебя, чем причиню вред. И даже в худшие моменты моей жизни я никогда не хотела убить себя. Предоставь свою судьбу Амиде. Почтение Амиде Будде.

– Почтение Амиде Будде, – повторил Ацуи.

В комнату вошел Риуичи. За ним появилась низенькая, до ненависти знакомая фигура в высоком черном лакированном головном уборе.

– Хорошего тебе дня, Танико-сан, – сказал Хоригава, обнажив свои черные зубы в широкой ухмылке.

С криком ярости Танико схватила первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась зажженная масляная лампа. Она бросила ее в Хоригаву, который, смеясь, уклонился. Риуичи испустил тревожный крик, когда маленькие оранжевые языки пламени побежали по бумажной стене. Слуга с кувшином воды бросился на огонь и залил его, Риуичи потушил оставшиеся огоньки одеялом.

– Я вижу, госпожа Танико не оставила попыток поджечь чей-либо дом, – сказал Хоригава.

– Ты заронил в голову Согамори эту мысль, – произнесла Танико, обуреваемая желанием броситься на мужа и задушить его.

Хоригава развел руками.

– Наоборот. Я пытался убедить господина Согамори, что отпрыск душевнобольной женщины низкого происхождения вряд ли заслуживает его внимания. Но он настаивал. Я здесь только для того, чтобы убедиться, что его желания выполняются. По закону ты – моя жена, а этот мальчик – мой сын. Он будет усыновлен господином Согамори, а ты, начиная с этого момента, будешь жить у меня.

«У него. Меня посылают назад, к Хоригаве». Ее разум помутился от потрясения. На мгновение ей действительно захотелось покончить с собой. Все, что приносило ей счастье в последние годы, ушло, как будто проглоченное землетрясением.

Она встала на колени и прижала к себе Ацуи.

– Мы не поедем.

– Этот человек – не мой отец, – хныкал Ацуи.

– Конечно, нет, – сказала Танико сквозь сжатые зубы. – Он не способен быть чьим-либо отцом.

Риуичи умолял Хоригаву:

– Она вам не нужна как жена, ваше высочество. Я позабочусь, чтобы она не тревожила господина Согамори.

Выражение лица Хоригавы изменилось. Его щеки покраснели под белой пудрой придворного. Глаза сузились, тонкие губы растянулись, обнажая черные зубы. Хриплым от ненависти голосом он произнес:

– Она моя жена. Моя. Я поступлю с ней так, как считаю нужным. Не вмешивайся в это, Риуичи. – Хоригава отвернулся от Риуичи и сквозь ставни позвал своих людей, стоявших на террасе.

– Танико, – сказал Риуичи, – быть может, если ты позволишь забрать мальчика безо всяких сцен, нам удастся уговорить князя Хоригаву разрешить тебе остаться с нами.

– Не вводи себя в заблуждение, дядя, – холодно произнесла Танико. – У князя со мной старые счеты. Что касается тебя, ты подвел меня, когда я более всего в тебе нуждалась. Теперь я не хочу оставаться у тебя.

– Постарайся понять, Танико. Весь мир сгибается перед господином Согамори, как трава под ветром. Я не мог вынести этого.

– Я думала, что самурай может вынести все.

Двое мужчин в красных шелковых куртках и штанах по щиколотку длиной, с длинными мечами на поясе ввалились в комнату. Они выглядели немного робко, попав в комнату женщины, не защищенной ширмой. Встав у стены и отведя глаза от Танико, они вопросительно смотрели на Хоригаву.

– Право, ваше высочество, это совсем не обязательно, – сказал Риуичи. – Вы оскорбляете меня, позволяя самураям войти в мой дом.

– Ты уже доказал, что не можешь заставить членов своей семьи исполнять приказы господина Согамори, – сказал Хоригава. Он повернулся к самураям: – Возьмите у нее мальчика и посадите в повозку господина Согамори.

Танико оставалась на коленях, не отпуская от себя Ацуи. Риуичи протянул к ней руки:

– Пожалуйста, Танико, не позорь нас.

– Ты сам опозорил себя, дядя.

– Возьмите мальчика, – рявкнул самураям Хоригава.

Старший из двух подошел и остановился рядом с Танико.

– Простите, моя госпожа. Вы отдадите нам мальчика?

– Мне очень жаль, но я не могу сделать этого.

– Мы знаем вас, моя госпожа. Это вы помогли нашему товарищу уйти в другой мир. Вы пользуетесь огромным почтением у всех самураев. Но мы должны подчиняться приказам. Не заставляйте нас позорить вас.

Танико закрыла глаза и склонила голову.

– Простите меня. – Она еще крепче прижала к себе Ацуи.

– Это вы должны простить нас, моя госпожа. – Самурай наклонился и взял ее за руки. Ацуи закричал. Риуичи стонал и заламывал руки.

Внезапно Танико отпустила Ацуи и бросилась к младшему из самураев, пытаясь схватить его меч. Она наполовину вытащила его из ножен, когда самурай ладонью ударил ее по голове. Она упала, оглушенная, потеряв способность двигаться.

– В прошлой жизни она, видимо, была воином, – сказал старший из самураев.