Все эти мысли пролетели в ее голове во время поцелуя. Она отодвинулась от него и взглянула в эти серые глаза. Они не изменились.
– Что мы будем делать сейчас? Он улыбнулся:
– Что захотим. У меня не было времени придумать. Сегодня утром оркхон Уриангкатай послал за мной и сообщил, что Великий Хан решил удовлетворить мою просьбу.
– Великий Хан. Он даже не попрощался со мной. – Танико почувствовала странное разочарование наряду с огромным счастьем.
– Я понял, когда просил его о воссоединении с тобой, что ему нелегко будет сделать это. До этого утра я не верил, что он решится. Нам следует о многом поговорить. Но не удастся сделать это на спине лошади.
– Нет. – Она прижалась к нему. Он не сильно изменился, в конце концов. Он был Дзебу.
– Если тебе будет приятно, мы можем пойти в мою юрту. Она стоит в лагере армии.
– Мне будет приятно, – сказала она, крепко сжав его ладонь.
Они медленно двинулись по дороге под кипарисами. Прятавшийся в кустах перепел улетел, затрещав крыльями. Деревья были полны птиц, привлеченных в лес тем, что на них здесь никто не охотился. Между деревьев бродили олени и более мелкие животные. Только самому Великому Хану и приглашенным им разрешалось убивать здесь животных. Он еще ни разу не охотился с того времени, как огородили парк, поэтому звери и птицы чувствовали себя в безопасности.
Они больше не разговаривали, когда выехали из леса и спустились по дороге в лагерь армии. Тысячи лошадей паслись на пологих, травянистых холмах.
Сидя на лошади рядом с Дзебу, проезжая вдоль рядов юрт, Танико вспоминала, как впервые попала в лагерь Кублая пять лет назад. В нем царила все та же тихая, организованная активность. Но лагерь, в который она вошла сегодня, был лагерем мирного времени, в нем находилось много женщин и детей. Танико заметила, как пристально они смотрят на нее. Некоторые мужчины приветствовали Дзебу окриком или взмахом руки, разглядывали ее и отворачивались, чуть заметно улыбаясь.
Трудно было поверить, что он жил в юрте, как обычный монгольский воин, но он открыл деревянную дверь, ведущую в серый войлочный шатер.
– Потом придут другие, чтобы приветствовать тебя, но я попросил их подождать, чтобы мы могли побыть одни. Прошу вас, окажите честь моему жалкому жилищу, госпожа Шима Танико.
Она улыбнулась и изящно вошла в дверь. Ей не пришлось нагибаться, входя в юрту, как большинству монголов. Когда она оказалась внутри, слезы вновь потекли из ее глаз, Закрыв дверь, он быстро подошел к ней. Лампы были уже зажжены.
Он обнял ее.
– Что случилось?
– Просто так давно никто не обращался ко мне на родном языке, и так вежливо, как мы делаем это дома. Я не подозревала, как мне не хватало этого. Не позволяла себе думать об этом. Могла ли я думать, что именно ты, Дзебу, будешь первым, кто заговорит со мной на родном языке. Какое счастье. Я не могу поверить в это. Помоги мне сесть. У меня кружится голова.
Дзебу поддержал ее за руку, пока она опускалась на колени на пол, устланный коврами. Посмотрев вниз, она увидела, что узор ковра был таким же изысканным и красочным, как и узор ковров, которые она видела во дворцах Кублая.
– Позволь предложить тебе чаю. – Он растопил угольную жаровню и повесил на треногу литой чугунный котелок. Он принес от стены низкий черный нефритовый столик и поставил его перед ней. Сел напротив нее, ожидая, когда закипит вода.
Танико осмотрела юрту. Пол был устлан коврами, такими же богатыми, как и тот, на котором она сидела. Шелковые занавеси делили помещение на несколько небольших комнат. Золотое изваяние китайской богини милостиво улыбалось ей. По виду оно было сделано из чистого золота и украшено драгоценными камнями.
– Кажется, ты забыл простой жизненный уклад зиндзя, – тихо рассмеявшись, заметила она.
– Я также забыл, как приятно звучит твой смех, – ответил он, глядя на нее сияющими глазами. – Да, я скопил большое богатство. Я не собирался хранить его. Великий Хан проявил исключительную щедрость к своим воинам-победителям. Особенно ко мне.
– Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, Дзебу?
– Моя госпожа, все будет так, как ты пожелаешь.
– Ты просил Великого Хана отдать меня тебе?
– Я выразил свою просьбу таким образом, так как иначе он не понял бы ее. В этом мире каждый принадлежит кому-то другому. Я просто хотел освободить тебя из заточения.
Танико заставила себя внимательно посмотреть на Дзебу, чтобы определить, как сильно он изменился. Ей не хотелось делать этого, так как, заметив перемены в нем, она будет вынуждена признать перемены в себе.