Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги)

Все посмотрели на сырую рыбу и выражение надежды на лице Фасты Бенжа. — Я могу собрать немного угольев в печке, сказал Урн через некоторое время. Кто-то похлопал Симони по плечу, вызывая странное чувство морозного покалывания и звона в ушах. — СПАСИБО. МНЕ ПОРА ИДТИ. Когда он взял фляжку, он почувствовал свист ветра, внезапное дыхание вселенной. Он оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить, как волна подняла корабль и разбила о дюны. Ветер окрасил далекий вопль. Солдаты оглянулись. — Там были люди, сказал Аргависти. Симони выронил фляжку. — Пошли, сказал он. И ни один, когда они вырывали из пасти бури брусья, когда Урн применил все свои знания о рычагах, когда они шлемами подкапывались под обломки, не спросил, кого они выкапывают, или в какие униформы они одеты. Ветер принес туман, горячий и наполенный электрическими вспышками, а море по-прежнему бушевало. Симони вытащил рангоутное дерево, и заметил, что вес полегче, так как кто-то схватился за другой конец. Он взглянул в глаза Бруте. — Молчи, сказал Брута. — Это боги нас наказывают?

— Молчи!

— Я хочу знать!

— Так лучше, чем если бы мы сами себя наказывали, верно?

— Остались люди, которые уже никогда не выберутся из кораблей!

— Никто не говорил, что это будет приятно!

Симони оттащил кусок обшивки. Там был человек, доспехи и кожаные части были испорчены настолько, что ничего невозможно было определить, но живой. — Слушай, сказал Симони под порывом ветра. — Я не сдамся! Ты не победил! Я делаю это не для каких бы то ни было богов, существуют они, или нет! Я делаю это для людей! И прекрати так улыбаться ! Пара костей упала на песок. Мгновение они искрились и потрескивали на песке, а потом исчезли. Море успокоилось. Туман разорвался на клочья и исчез в никуда. В воздухе по-прежнему висела дымка, но хотя бы было видно солнце, пусть как более яркое пятно на куполе неба. Еще раз, снова, возникло ощущение, что вселенная затаила дыхание. Появились боги, прозрачные и мерцающие, в фокусе и нет. Солнце засияло на призраках золотых кудрей, крыльев и лир. Когда они заговорили, они заговорили в унисон, их голоса то вырывались вперед, то запаздывали, как всегда получается, когда группа людей старательно пытается воспроизвести нечто, что было велено сказать. Ом был в этой толпе, он стоял прямо позади Цортского Бога Грома с отстраненным выражением лица. Было заметно, пусть одному Бруте, что правая рука Бога Грома исчезала за его собственной спиной таким манером, словно кто-то держал ее выкрученной на грани боли. Что боги сказали, услышал каждый сражающийся на своем родном языке, в соответствии со своим собственным восприятием. Это сводилось к:

I. Это Не Игра.

II. Здесь и Сейчас, Вы Живы. А потом все кончилось.

* * *

— Ты станешь хорошим епископом, сказал Брута. — Я? — сказал Дидактилос. — Я же философ!

— Хорошо. Нам самое время обзавестись философом. — И эфебец!

— Хорошо. Ты сможешь придумать лучший способ управления страной. Священники не должны этим заниматься. Они не могут думать об этом должным образом. Как и солдаты. — Спасибо, сказал Симони. Они сидели в садике Ценобриарха. Высоко в небе кружил орел, высматривая нечто, что не было черепахой. — Мне нравится идея демократии. Должен быть кто-то, кому все не доверяют, сказал Брута. — Таким образом, все счастливы. Подумай об этом. Симони?

— Да?

— Я назначаю тебя главой Квизиции. — Что ?

— Я хочу прекратить ее деятельность. И я хочу сделать это самым тяжелым способом. — Ты хочешь, чтобы я перебил всех инквизиторов? Отлично!

— Нет. Это простой путь. Я хочу как можно меньше смертей. Разве что тех, кто получает от этого удовольствие. Но только их. Теперь… а где Урн?

Движущаяся Черепаха по-прежнему оставалась на берегу, ее колеса были погребены под нанесенным штормом песком. Урн был слишком расстроен, чтобы попытаться выкопать ее. — Последний раз он возился с починкой дверного механизма, сказал Дидактилос. — Его хлебом не корми, дай что-нибудь починить. — Верно. Надо будет найти для него занятие. Орошение. Архитектура. Что-нибудь в этом роде. — А что ты собираешься делать? — сказал Симони. — Мне надо сделать копии Библиотеки, сказал Брута. — Но ты же не умеешь ни читать, ни писать, сказал Дидактилос. — Нет. Но я вижу и могу рисовать. Две копии. Одна для хранения здесь. — Когда мы сожжем Семикнижие, будет полно места. — сказал Симони. — Ничего не будет сожжено. Всему свое время. — сказал Брута. Он взглянул на мерцающую полоску пустыни. Смешно. Сейчас он был так же счастлив, как тогда, в пустыне. — А потом…-начал он. — Да?

Брута опустил взгляд на фермы и деревеньки вокруг Цитадели. Он усмехнулся. — А потом мы лучше будем заниматься делом, сказал он. — Каждый день.

* * *