Арест был незаконным; гражданская власть не имела права арестовывать духовных лиц, которые отвечали только перед Римом. Но Филипп надеялся подкрепить некоторые обвинения: отрицание Христа, идолопоклонство, плевание на распятие и мужеложство – этот противоестественный порок связывался с альбигойцами, и все это были стандартные обвинения на судах над еретиками. Во французской инквизиции трудились доминиканцы, «псы Господни», специалисты по вырыванию признаний. Члены ордена, неграмотные солдаты, предстали перед юристами с их перекрестными допросами и палачами с их пыточными, где к услугам правосудия были такие инструменты, как тиски для пальцев, испанский сапог и дыба для выворачивания рук и ног. Людей растягивали и раздавливали свинцовыми грузами или заливали в них воду через воронку, пока они не начинали захлебываться. Еще им «жгли ноги». Пожалуй, самыми мучительными пытками были самые простые – когда забивали клинья под ногти, вырывали зубы и терзали обнаженные нервы. Тамплиеры пережили все муки, уготовленные мусульманами, но теперь, ослабленные заключением в сырых и грязных камерах и постоянным голодом, они чувствовали безысходность потому, что их пытали свои же братья-христиане.
Неудивительно, что 36 братьев умерло или что из 138 допрошенных 123 сознались в наименее омерзительном из предъявленных обвинений – что плевали на крест, ибо средневековому человеку было привычно лжесвидетельствовать под нажимом и потом получать прощение грехов, оказавшись в безопасности. Даже магистр Жак де Моле прибегнул к этой уловке, униженный обвинением в мужеложстве, которое яростно отрицал. Однако, хотя его «признание», возможно, и было политическим, все же оно встревожило братьев, а брат Гуго де Пейро напугал их еще больше тем, что признал
Эти признания в идолопоклонстве только дискредитировали остальные улики, ведь человек скажет что угодно, лишь бы прекратить страшную боль и мучения. Однако всего трое братьев сознались в гомосексуальных действиях, другие отвергали обвинение в «непристойных поцелуях». О тамплиерах говорили, что в ритуале посвящения от кандидатов требовалось целовать своих начальников в пупок или в поясницу – возможно, некоторые прецепторы и позволяли себе подобные безобразия, но такой ритуал очень маловероятен. И никакие интенсивные поиски так и не привели к «тайному уставу» тамплиеров.
Если подумать, как тамплиеры сражались и погибали во время Крестовых походов, трудно не поверить в их невиновность. Однако до того, как были открыты документы процесса над арагонскими братьями, большинство историков склонялись к их виновности. И по сей день даже такой авторитет, как сэр Стивен Рансиман, сохраняет подозрения. В конце своей «Истории Крестовых походов», говоря об обвинениях против ордена, он пишет: «Было бы неразумно отмахиваться от этих слухов как от беспочвенной выдумки врагов. Вероятно, они были вполне обоснованы и позволяли выработать линию, по которой можно было бы наиболее убедительным образом атаковать орден». В «Средневековом манихее» сэр Стивен предполагает в тамплиерской среде возможное влияние дуалистических идей и практик. Это действительно может оказаться для нас подсказкой. Конечно, это не простое совпадение, что самые громкие обвинения пришли из самого сердца альбигойской ереси; Ногаре был провансальцем, брат Скин – каталонцем. Местные тамплиеры из этих регионов вполне могли превратить изолированные прецептории в ячейки катаров за предыдущий век, когда ересь была в своем зените, а банкиры ордена имели все возможности защитить беглых еретиков, чтобы заполучить сокровища катаров, исчезнувшие перед самым падением их последнего оплота в 1244 году. Предположительно катарская ересь практически исчезла к 1307 году; но смутные воспоминания внутри ордена, хранившиеся в секрете во избежание скандала, воспоминания о годах до того, как началось гонение на ересь, могли стать источником слухов о дьяволопоклонстве, о тайных ритуалах и содомии, ведь все эти обвинения предъявлялись и к катарам. Пожалуй, смятение папы Климента, в конце концов, не так уж и удивительно.