Монахи-волшебники

В самом деле, и люди торговые, и люди сельские имеют свое основное дело. Люди «од и историй»⁷¹ тем более, как говорят, «дорожат полудюймом тени»⁷². Да, тащить на себе соху или «хватать поперек книги»⁷³ – несомненно, самый правильный путь к основанию своего дома. Однако и так называемая «чистая» беседа⁷⁴ за вином, в умеренном количестве, тоже дело хорошее: оно сообщит полет мысли и даст опору вдохновению.

А ты, игрок, связываешься с порочными друзьями и все ночи напролет, не отрываясь, сидишь за игрой. Выворачивая мошну, вытряхивая короб, ты вешаешь золото среди опасных утесов и ломких вершин. Крича чет, выкрикивая нечет, ты ищешь чуда у блудящей и глупой кости. Вертясь, кружась возле этих пяти деревяшек⁷⁵, ты мнишь себя шествующим среди круглых жемчужин. Держа в руке несколько костяшек, ты напоминаешь человека с круглым веером. Влево кинешь взгляд на других, вправо заглянешь к себе, просмотришь до дыр любые зрачки, будь они хоть дьявольские. Наружно выказываешь себя слабым, а тайком действуешь, как силач, истрачиваясь до конца на сатанинские уловки.

У ворот твоих ждет гость, а ты все еще любовно жмешься у притона. Над домом твоим вздымаются дым и пламя, а ты остаешься погруженным, влипшим в свой поднос. Забываешь о еде, разрушаешь сон, надолго втягиваешься и становишься маниаком. Язык лопнул, потрескались губы, посмотреть на тебя – ты словно черт!

Когда же все твои войска окончательно будут биты, горящие глаза твои напрасно всматриваются… Глядишь на игру – и вдруг горе твое прорывается в плаче и стенаниях.

Взглянешь на дно своей мошны: связки монет⁷⁶ исчезли – и, как пепел, мертвеет стужей сердце крупной личности.

И вот, вытянув шею, бродишь, блуждаешь, весь полный сознания беспомощности пустых своих рук. Понуря голову, в тяжком унынии возвращаешься домой уже в глухую ночь…

К счастью, тот, кто будет тебя ругать, спит, и ты боишься разбудить собаку – как бы не залаяла. На горе, в желудке, давно уже пустующем, голод: посмей-ка убедить его, что похлебка вся!

Однако ты уже продал детей, заложил землю и все еще надеешься на возвращение жемчужин в залив Хэ. И вдруг нежданно-негаданно, прежде чем огонь спалит бровинку, окажется, что ты все время ловил луну в реке Цан⁷⁷.

Теперь, после того как ты потерпел аварию, дай, думаешь, рассужу, как и что, – оказывается, ты уже слишком низко пал… Спроси-ка у игроков, кто из них наиболее пристрастился к азартной игре, они хором выдвинут из своей среды тебя, беспорточного господина. Самое же скверное, это когда, затрудняясь терпеть в животе своем пустоту, ты отправляешься в гнездо свирепых громил…

И вот, почесав в голове, не зная, что предпринять, ты дойдешь до мольбы о помощи у коробки с дух'aми⁷⁸.

О, горе тебе! Разрушаешь свое доброе начало, губишь свое честное поведение, уничтожаешь имущество и теряешь сам себя…

Что, как не азарт, является путем ко всему этому?

Девица из Чанчжи

У Чэнь Хуань-лэ, человека из Чанчжи в уезде Лу, была дочь, умная и красивая.

Какой-то даос, проходя за подаянием, бросил на нее косой взгляд и ушел. С этих пор он, со своей чашкой в руке, каждый день подходил к их дому.

Случилось один раз, что от Чэней вышел слепой. Даос нагнал его и пошел вместе, спросив его, зачем он сюда приходил. Слепой сказал, что он зашел к Чэням определить судьбу⁷⁹.

– Я слышал, – сказал даос, – что в их доме есть девица. Мой родственник хочет искать случая посвататься и породниться, но дело в том, что он не знает, сколько ей лет и как расположены ее знаки⁸⁰.

Слепой рассказал ему, даос попрощался и отошел.

Через несколько дней после этого девица вышивала у себя в комнате. Вдруг она почувствовала, как ноги стали неметь, деревенеть. Вот уже дошло до бедер, дальше, выше – дошло до поясницы, до живота. Миг – и в полном обмороке свалилась на пол.

Прошло, наверное, не меньше четверти часа, прежде чем она, еле сознавая что-либо, все же могла встать. Пошла искать мать, чтоб рассказать ей. Выйдя за двери, смотрит – среди широких, необъятных черных волн, как нить, вьется дорожка… В ужасе попятилась она обратно, а уже двери, постройки и весь дом были затоплены и исчезли в черной воде. Смотрит дальше, – на дороге прохожих очень мало, и только медленно идет перед ней даос. Девица издали поплелась за ним, рассчитывая, что раз он из одних с ней мест, то что-нибудь ей расскажет.

Пройдя несколько ли, вдруг она видит какой-то деревянный дом. Присмотрелась – да это ее же родной дом.

– Как, – вскричала она в крайнем изумлении, – я в такую даль бежала, неслась, а нахожусь в своей деревне? Как это я все время была в таком омрачении?

Радостно вошла в дом. Отец с матерью еще не вернулись. Опять, как и раньше, прошла в свою комнату: оказывается, вышитые башмаки по-прежнему лежат на постели.

Теперь она сама почувствовала, что от этого стремительного бега она пришла в крайнее изнеможение. Подошла к кровати и села отдохнуть. Даос схватил ее и прижался. Девица хотела закричать, но видит, что онемела и не может подать голоса.