Монарх. Под прицелом тьмы

— Я могу сделать с тобой и нечто похуже, Анна. Потому что, да, я такой. И не стал перед тобой притворяться в том сраном отеле. Если тебе вдруг захочется испытать предел моего терпения и узнать, на что же я действительно способен, пожалуйста, дерзай. Только потом не плачься. Поскольку это ты напросилась, чтобы я взял тебя под свою защиту. И пока я не увидел ничего такого, что у меня бы не вызвало сожаления от принятого мною решения. Мне кажется, гости в чужом доме не должны вести себя подобным образом и не так благодарить приютивших их хозяев дома. А то у меня скоро точно сложится впечатление, будто мы заполучили маленькую бомбочку замедленного действия. Любое неверное движение и рванёшь так, что потом придётся собирать всех и вся по крошечным осколкам. Кстати, ты здесь под надзором и взаперти находишься непросто так. Нам же нужно узнать, кто ты такая в действительности и на что в принципе способна, перед тем, как начать выпускать тебя за пределы своей комнаты и даже дозволять гулять в саду. Только пока, к сожалению, первые о тебе впечатления не самые радужные. В машине вчера ты вела себя куда более достойно и сдержанно. Что тебе мешает это делать сейчас — понятия не имею.

Да, с одной стороны, если послушать все безупречные доводы Монарха, к нему точно никак не прикопаешься, сколько не тыкайся и не пытайся. Вот только с другой, Анна никак не могла смириться со своим новым положением. Не о такой свободе действий и передвижений она мечтала. К тому же мужчина мог преспокойно ей сейчас врать, пусть и божился ранее, что терпеть не может лжи в принципе. Может данное правило не распространялось на его собственное поведение? Ведь он мужчина. А Анна ещё не встречала ни одного мужчины в своей жизни, кто не умел бы врать и не делал этого периодически или даже постоянно. Тем более в Пансионате ей врали все… Без исключения.

— В машине я притворялась, если вы так и не поняли. Изображала женщину вамп, дорогую элитную шлюху, которая должна являться вашим дополнительным украшением на публике и привлекать к себе такое же внимание, как помощница фокусника на сцене. Если вам нравится подобный вид ненастоящей меня, просто скажите. Хотя Валерия тогда предупреждала меня об обратном, чтобы я не притворялась и была самой собой. Значит, я должна притворяться и дальше, да? Чтобы вам и Анастасии было спокойней со мной общаться? Только я не помню, чтобы делала тут нечто безумное и не контролируемое. Била вещи, мебель, кричала и кидалась на кого-то с кулаками. Кусалась, лягалась, крыла всех многоэтажным матом.

— А ты способна на такие вещи? А то мало ли. Ты ведь тоже можешь о себе много чего солгать, поскольку едва не единственная в этом месте, кто знает о себе полную правду. Я уже молчу о том, что с тобой могли сделать те, на кого ты вроде как работаешь. Как далеко они могли зайти и до чего довели в итоге твою психику. Вдруг в тебе сейчас живёт далеко не одна сознательная личность, а, скажем, целая внушительная группа. Просто ни ты, ни я понятия не имеем, какое в этом случае используется кодовое слово, чтобы вас переключать между собой. И в действительности, в твоей жизни не было никаких погибших родителей, о которых ты уже вскользь упомянула. Тебе могли вложить часть нужных «воспоминаний» и убедить, что так было по-настоящему. И что у тебя нет никакой младшей сестрёнки, которую ты так хочешь спасти. Мне прекрасно известны подобные «подпольные» организации, которые начали появляться у нас аккурат в святые девяностые практически по все стране, подобно сектам свидетелей Иеговы и сайентологов. Все их без исключения курировало ЦРУ. Правда, со временем им действительно пришлось уйти в глубокое подполье и тень, но это не значит, что они исчезли вовсе. Просто перестали так активно отсвечивать. Но желание управлять всей нашей верхушкой и дорвавшимися до власти олигархами у них совершенно никуда не исчезло. И едва ли когда-нибудь исчезнет вообще.

Анна вдруг принялась упрямо качать головой, ведь она понятия не имела, о чём говорил Монарх. Ни о святых девяностых, ни о каких-то там иностранных сектах и агентах ЦРУ. Но он только что сказал про её сестру самое нелепое, что вообще было можно придумать на её счёт.