Но нищенствующие ордена обладали не только показательным значением и были не только доказательством возможности апостольской жизни внутри Церкви. Доминиканцы вслед за католическими бедняками с ожесточением бросились на «хищных волков», опустошающих вертоград Господень, — на еретиков, превратясь в «Божьих собак» (Dominicanes). За ними потянулись францисканцы и даже августинцы. Борьба с ересью сделалась существенной стороной апостольской деятельности новых орденов, покрываемой термином сига animarum. «Забота о душах», конечно, шире борьбы с ересью, и целью новых монахов было вообще воздействие на нравственность масс, распространение среди них правильных представлений о христианской жизни и основ христианского учения. Эта пастырская деятельность была неразрывно связана с совершением нищенствующими клириками таинства исповеди, а отсюда вытекало и совершение других таинств, приводящее нищенствующие ордена к многочисленным конфликтам с клиром. Ни сами нищенствующие ордена, ни Рим отнюдь не сводили все к борьбе с еретиками, хотя и придавали ей важное значение: доминиканцы и францисканцы захватили в свои руки принявшую в 30-х годах XIII века окончательный свой вид инквизицию. Из всего этого ясно, как должна была относиться и относилась Церковь к развитию пастырской деятельности, образования и научной работы в нищенствующих орденах. Отношение Церкви ясно всплывает в длинном ряде привилегий новым орденам, будет ли это охрана миноритов и доминиканцев от притеснения ревнивого к своим доходам и влиянию белого духовенства или защита монахов-профессоров парижского университета от кастовых притязаний местной ученой коллегии.
Со времени клюнизма папство опиралось на монашество, черпая в его влиянии силы для борьбы за обновление Церкви. Связь монашества и папства, еще неоформленная в XI веке, постепенно крепла и приобретала все более ясные формы, к чему сознательно стремилось само папство, видя в монахах противовес белому духовенству. С этой точки зрения смотрела курия и на новые ордена, тем более что они обладали очевидными преимуществами перед старыми. Нищенствующие монахи были популярны, а принцип бедности и отсутствие оседлости препятствовали скоплению владений и территориальной ограниченности, придавали нищенствующим орденам большую удобоподвижность, позволяли им скорее проникать в жизнь и ее запутанные отношения. Благодаря демократичности своего состава они ближе стояли к коммунам и массам, пригоднее были для руководства народными движениями. Благодаря тому же они чрезвычайно облегчали Церкви религиозно-моральную ее миссию в низших слоях общества.
После смерти Франциска, несмотря на определенно выраженное им и Домиником нежелание, минориты и доминиканцы становятся епископами и папскими легатами; на них возлагаются ответственные дипломатические и финансовые поручения; с молчаливого одобрения папы они иногда становятся во главе коммун. В ХШ веке нищенствующие монахи попадаются везде. Они проповедуют на городских площадях или в своих громадных церквях, исповедуют и совершают таинства, отбивая паству у местного клира; творят новых святых. Они — «инквизиторы еретического лжеучения». Они занимают посты епископов, надевают красные шапки кардиналов и поднимаются на папский престол. Они же становятся профессорами в виднейших университетах Европы.
Все нищенствующие ордена довольно быстро приблизили понимание своего идеала к традиционному и смягчили строгость своей жизни — обмирщились. Особенно это было чувствительно для францисканства, первичный идеал которого был наиболее строг и чист и основатель которого не хотел идти на компромиссы. Августинцы, тем более кармелиты, ближе стояли к традиционному монашеству. Доминиканцы, подойдя к идеалу эпохи с практической точки зрения, сознательно ослабили его и приспособили к своим целям. Поэтому ни у них, ни у августинцев обмирщение не было так заметно и не могло быть столь болезненным, как у миноритов. Во францисканстве же сначала группа ближайших учеников Франциска, потом сменившие ее «ревнители» стремились к сохранению первоначального образа жизни, к пониманию устава в духе святого. Бессильные направить орден по желаемой ими дороге, не осмеливаясь громко протестовать против толкования устава папами, они пассивно сопротивлялись господам положения, стараясь примером своим влиять на остальных братьев. Они собирали и записывали воспоминания о Франциске на примерах, взятых из его жизни, и его собственными словами старались показать истинность и обаятельность его идеала. Развивая литературу ордена, творя легенду, жила эта группа «зелотов», негодуя на «конвентуалов» и обмирщенных братьев — на отступников, хотя и сама она постепенно удалилась от жизни первых времен францисканства, как все минориты, переходя к оседлости, увлекаясь наукой. Различие по существу превращалось в различие идеала.