Читаем Монашество в средние века полностью

Но всё же движение, занимающее нас, не представляет собою повторения предшествующих фаз монашества, являясь определённым моментом в его развитии, осуществляя то, что только намечалось ранее. Идея единства монашества жила уже в эпоху Кассиана и Бенедикта. Медленно она осуществлялась в форме распространения единообразного устава, роста сознания единства монашества и возникновения быстро распадающихся групп монастырей. Благодаря условиям жизни монашества мысль о его единстве ранее появилась у представителей Церкви и власти, и от них исходили попытки её осуществить, привёдшие к реформе Бенедикта Аньянского, а через него к клюнийскому движению, уже ясно сознавшему свою задачу и пришедшему к первой значительной конгрегации. Но время последних попыток внешнего объединения монашества совпало с возрождением местных аскетических течений, примыкавших к местным, уже традиционным формам и поэтому не поддававшихся обезличению в процессе объединения. Зато сама идея единства монашества к XII веку выросла и укоренилась, и внутреннее его единство в противопоставлении белому духовенству стало неоспоримым и значительным по своим общецерковным последствиям фактом.

Уже в эпоху возникновения западного монашества ему трудно было уйти от мира, и попытки создать еремитории, в строгом смысле этого слова, всегда приводили к неудаче. Монашество быстро и неудержимо становилось элементом Церкви, общества и государства, элементом существенным и даже необходимым. Неоднократно указывалось на экономическую и культурную его деятельность. Ещё разительнее политическая роль крупных аббатств. Аббаты заседали в советах государей, влияли на судьбы страны не менее, чем на судьбы Церкви, в Соборах которой принимали участие. И монастыри X–XI веков, возникавшие в обстановке постоянного соприкосновения монашества, Церкви и мира, не успев отстроиться, уже вступали в водоворот политической и социальной жизни окружающего их общества, облекаясь его социальною структурой и занимая место, отведённое монашеству предшествующим развитием. Не такова была мысль большинства из основателей новых монастырей, но сила обстоятельств и традиции была сильнее их, заставляя ещё больше входить в мир, чем это делали их предшественники. Не мудрено, что при всеобщем признании монашества совершеннейшею формою христианской жизни – с одной стороны, и при неизбежном взаимодействии с Церковью и миром – с другой, идеи монашеские смешиваются с идеями чисто церковными, с идеями обновления Церкви и мира. Понятно благодаря этому же, почему иногда кажется, что монашество стоит на гребне новой волны; почему многие аскеты, как Нил, Ромуальд и Дамьяни играют такую крупную церковную и политическую роль; почему клюнийская конгрегация является такою прочною опорою папства и такою социально-политическою силою.

Монашество возникло в стороне от Церкви и мира. Оно смешалось с ними ещё до X века и, обновлённое религиозным подъёмом IX–X веков, осталось в Церкви и мире, став рядом с духовенством и соперничая с ним. Но эта неизбежная связь с миром, как и прежде, не позволяла самому строгому монастырю, самому воодушевленному общежитию долго удержаться на первоначальной высоте, вела к такому же обмирщению его, какое испытали все монастыри до него и какое испытают все последующие. И аскетические идеалы отдельных лиц часто не могли удовлетвориться окрестными монастырями. Энтузиастам аскезы и Кальдоли, и Клюни казались недостаточно строгими. И вот непрерывно держится длинный ряд анахоретов, при благоприятных условиях создающих еремиторий, возникают всё новые и новые монастыри, возникают как протест против обмирщения уже существующих, как выражение того радикализма, который является душою всякой аскезы. С этой точки зрения можно рассматривать и многие монастыри интересующей нас эпохи, как валломброзанские, появившиеся с 1037 года, и картузианские, начало которым положил святой Брунон Кельнский основанием колонии пустынников La Chartreuse и которые в XII веке распространились по Германии, Франции и Италии. Но показательнее новые ордены XII века: Фонтевро (Fontevrault) (1100 г.), развивший своеобразную форму смешанных (мужских и женских) монастырей, граммонтенцы (1174 г.) – наиболее яркие представители еремитизма в Средней Европе, особенно же цистерцианцы.

Глава VIII. Цистерцианцы

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука