Монастырь

Но он размышлял о другом. Понятно, что воины будут пользоваться несколько иным оружием, чем деревенские жители, и тупые болты им без надобности. И форм у наконечников не меньше, чем самих кузнецов, хотя именно таких, в виде четырехгранного шипа, он раньше не встречал. Но Эдвин много раз с мальчишеским вниманием разглядывал оружие герцогских наемников, когда тем случалось наезжать в Талейн, и сейчас не мог не заметить явного отличия их стрел от той, что он держал в руках.

Все стрелы, что он видел до того, были черешковыми: их наконечники крепили в расщепленных древках, обматывая место крепления шнуром. Этот же наконечник со стороны, противоположной острию, выковали в виде металлической трубки, в которую и вставили древко.

Это – хороший кузнец, решил, наконец, Эдвин. Уж точно не доморощенный деревенский ремесленник, чьих умений хватает лишь на топоры да подковы. Такую штуку не всякий смастерит. И родом этот кузнец из тех мест, где железа явно больше, чем в герцогстве Беркли. Может, из города, или какого-нибудь большого замка.

Эдвин поднес стрелу к самому огню, повертел во все стороны, внимательно разглядывая в надежде обнаружить что-нибудь еще, но через несколько минут со вздохом отложил ее в сторону. Ничего, похожего на клеймо, он не нашел. Да и кто ставит клейма на арбалетные стрелы? Хотя, как рассказывали герцогские наемники, у короля разве что подошвы сапог без отметин. А так и на его мече, и на щите, бляхах на кожаном камзоле и, наверное, даже на стрелах значились две царственные буквы «I.L.» – Идрис Леолин.

Но этот-то наконечник явно не королевский, хоть и мастерски сработан. Ну что же, подумал юноша, это неплохо. Может, и удастся ему найти места, где кузнецы не жалеют металла на граненые болты. А там неподалеку, наверное, обнаружится и тот человек с покалеченной ногой.

Перекусив на скорую руку, Эдвин улегся спать.

Наутро, дойдя до той самой тропы, он решительно повернул на восток, лишь мельком глянув в противоположную сторону. Где-то там остались Талейн, его отец и маленькая сестричка. На запад простирались владения его Высочества Эдана Заячьей Лапы, а эта стрела – явно не из тех мест.

Глава 7 Братья

– Глаза б мои не смотрели… И всю эту мишуру мы должны из собственного кармана оплачивать… Тут одной золотой парчи на тридцать гиней, синей – на шесть, подсвечники серебряные – ну, скажи, на кой дьявол целых две дюжины? Мускуса и амбры только на шестьдесят марок…

– Не обеднеем мы от этого.

– Да не том я говорю… Раньше двенадцать эорлинов гроб несли, благородно, по зову сердца и положению, а нынче – дожили! – мужланы, да еще за такие деньги, за которые весь Лонхенбург можно с места на место перетащить… Раза два, туда и обратно, да. Соленосам плата – сплошное разорение и позорище. Дед сейчас, небось, в гробу переворачивается…

– Ишь ты, как благородство-то из тебя поперло… Хватит уже зудеть.

– С чего бы хватит? Думаешь, мне денег жалко? Хотя да – на эту дребедень жалко. По обычаю надо было хоронить. На эль – не жалко, на баранов на вертелах и девок – тоже не жалко, а это все – пустые траты, и над древними законами надругательство. А народ вокруг – глянь, как пялится. Помяни мое слово, аукнется нам все это. Старые боги не будут просто так на такое оскорбление смотреть. Это все Хэвейда штучки: заморочил отцу голову всякими выдумками, а мы теперь расхлебывай. Ведь после похорон весь этот скарб ему отойдет. Я б лучше в могилу все сложил, как предки делали, а этому прохиндею золото отдавать – увольте.

– Элла, заткнись уже. Ты сам точь-в-точь, как старый дед – ноешь по поводу и без повода. Сам же богохульствуешь… Отец этот порядок установил, его и надлежит придерживаться.

– Да пусть уже Вил этот порядок заберет со всеми потрохами! А ты, Сигеберт – глупец, вата вместо мозгов, смотришь в рот какому-то чернокнижнику, вместо того, чтобы самому подумать… Что за мерзость… На кой же черт его пять недель там держать…

Элла прикрыл нос широким рукавом. На вид ему было не больше двадцати двух-двадцати трех лет, однако брезгливо изогнутый рот и набрякшие веки как будто принадлежали человеку вдвое его старше. Темные глаза смотрели хмуро и пронзительно; длинные волосы цвета воронова крыла облепили худые скулы, намокнув под мелким моросящим дождем.

Его стан обтягивал длинный, до колен, черный кафтан, расшитый серебром, из-под которого выглядывала ослепительно белая рубаха; на тонком поясе висел кинжал в богато разукрашенных ножнах; жемчужно-серые льняные штаны, длинные и узкие, сшитые по последней моде, были аккуратно заправлены в мягкие сапоги оленьей кожи.

Сигеберт искоса взглянул на брата; внешне тот был полной его противоположностью. Сигберт, широкоплечий красавец с вьющимися светлыми волосами перерос Эллу почти на голову.

– А затем держать, чтобы народ со всего королевства смог собраться. И вони не будет никакой, нечего кривляться. Он уж набальзамирован.