Закончить ему, однако, мешает стук, с которым врезается в стену коридора ручка двери, ведущей в родительскую спальню, Бенджамин умолкает, досадливо скосив в сторону красивый тонкий рот, и с безучастным видом отшатывается в сторону ванной. Прислуга принимает из рук Идена куртку, всеми силами стараясь максимально уничтожиться, чтобы не привлекать внимания, — это ей не слишком удается, так как прислуга, а точнее, ее конкретная представительница, ростом вышла еще на голову меньше него и до вешалки дотягивается с большим трудом, на щеках ее веснушки, на ягодице маленькое родимое пятно в форме ласточки, о чем Идену прекрасно известно, зрелище это было бы потешным, не производись оно в присутствии матушки, которая стоит, подперев спиной дверной косяк, и курит, не потрудившись прибегнуть для этого даже к помощи мундштука, хотя сей тревожный признак меркнет на фоне того, что она вообще берет снова на душу грех курения, и в целом всем своим видом не наводит на мысли о человеке, недавно пробудившемся, из этого следует, что она и не ложилась, очевидно, и вместо аналогичного негодования на лице ее читается только суровая скорбь. Иден наизусть знает все, что обычно сопутствует его возвращению после длительного отсутствия, так что какое-то время стоит и ждет, молча глядя на нее, но она тоже ничего не говорит, только курит, с легким шпоканьем отрывая от губ коричневый фильтр дорогой сигареты и тонкой струйкой выдыхая из уголка рта сизый дым, так что ему ничего не остается, кроме как бесшумно проследовать по ковру под ее неотрывным наблюдением в свою комнату, чуть более затемненную, чем прихожая и коридор, но оттого не менее просторную, теперь как бы и не свою, а совсем чужую, и закрыть дверь, которая, однако же, незамедлительно открывается обратно под ее безапелляционной рукой, Иден обращает взгляд в потолок, не спеша оборачиваться, и говорит:
— Я собирался вернуться раньше, просто обстоятельства там сложились совершенно чрезвычайным образом, понимаешь.