Mond (СИ)

  — Эс-сэ-эс марширт ин фа-айндеслянд ун-нд зингт айн тойфельслид..

   Закономерно, что истинную суть этого послания, а именно конкретную вариацию "чертовой песни" из всех присутствующих опознает только матушка, ибо в конце концов только к матушке это послание и обращено, да к тому же, только у нее на это хватает эрудиции, матушка умолкает на полуслове, бледнеет от гнева и оборачивается, Иден же упорно глядит сквозь промежуток между спинками передних сидений в лобовое стекло, за которым развеивается обтекаемым капотом пикапа ненавязчивая утренняя метель, и продолжает:

  — А-айн шю-ютце штет ам Во-ольгаштранд ун-нд ляйзе зуммт эр мит...

  — Немедленно прекрати, — не выдерживает мать, стараясь заглянуть ему в глаза, и вид от этого приобретает почти заговорщицкий, вроде как — не позорь меня перед ними, давай отложим это дело на потом, опозоримся лучше вместе, с глазу на глаз и без всяких ненужных свидетелей. Неизвестно еще, что больнее — замечать это поползновение к повседневному сообщничеству, на котором у них когда-то строилась целая дружба, или осознавать, что корни оного кроются ее в неспособности реально оценить происходящее. Не ведают, что творят. Особенно сильно она ненавидит, конечно же, строчку про то, что der Teufel, der lacht noch dazu, в которой экстремистские настроения сочетаются с дьяволом особенно нескрываемо, но добраться до нее Иден не успевает, отвлекаемый своим назойливым соседом справа, сосед устал, по всей видимости, пытаться привлечь его внимание молодцеватыми движениями локтя и рискует раскрыть рот, полагаясь на прикрытие в виде шума от двигателя и снега под колесами:

  — Эй, слышь, графёнок?

  — Слышу, — отвечает Иден вполголоса. — Слышу медоточивый глас гей-дивизии в непосредственной близости, разумеется, куда ж я денусь.

  — Ты ведь щас себе смертный приговор подписываешь, ты хоть сам это понимаешь, интересно? — фыркнув, так же тихо спрашивает ассистент.