Монета скифского царя

– Необходимо отразить этот факт в показаниях как можно отчетливее. – Адвокат порекомендовал исключить несколько моментов из разговора с Шнырем и в конце совещания порекомендовал: – Вам нужно описать маршрут передвижения по заброшенному дому так, чтобы однозначно исключить возможность попадания в ту часть коридора, которая прилегает к комнате, где лежал труп Шнырева.

Адвокат Камнев инструктировал их на ходу, но Вячеслав Алексеевич и Дайнека хорошо усвоили то, как нужно вести себя во время допроса.

– И последнее, о чем попрошу… – Камнев поднял руку и показал ладонь. – Если сделаю так – немедленно купируйте тему и замолкайте. Если кивну – значит все правильно и можно продолжать говорить. Поскольку я не защитник и не вправе задавать вам вопросы и комментировать ответы, будьте внимательны. Вмешаться смогу лишь тогда, когда во время допроса будут нарушаться ваши права.

Спустя полчаса после расставания с Кротовым Дайнека вернулась в его кабинет. Усевшись рядом с Камневым напротив следователя, она вдруг спросила:

– Могу задать вам вопрос?

– Задавайте, – сказал Кротов.

Адвокат Камнев насторожился в ожидании того, о чем она спросит. Он ясно помнил, что такой договоренности у них не было.

– Где похоронили Велембовского? – спросила Дайнека.

Следователь усмехнулся и посмотрел на нее с любопытством:

– Вам это зачем?

– Я должна сказать об этом его другу.

– Друга, судя по всему, похоронят в той же могиле.

– Я говорю не про Шныря.

Адвокат Камнев показал Дайнеке ладонь, и она замолчала.

Кротов понимающе хмыкнул, но все же ответил на ее вопрос:

– Велембовский лежит в холодильнике. Захоронят его не скоро в общей могиле. На таких не ставят памятников. Вот такие дела.

Глава 22 Каждый день – черный

За окном автомобиля сияли освещенные улицы Москвы. Комфортабельная машина шла мягко, немного покачиваясь на поворотах. Кондиционер нагонял свежий воздух, в салоне было прохладно и тихо.

Приникнув к отцу, Дайнека думала о том, насколько правильно ответила на вопросы и не навредила ли себе или отцу.

Когда вышли от Кротова, адвокат Камнев сказал:

– В целом она вела себя правильно и говорила то, что нужно, но были неточности.

Из-за неудовлетворенности собой и от усталости настроение у Дайнеки было плаксивое.

– Папа… Разве правильно, что Велембовский вторую неделю лежит в холодильнике? Он же человек, а не кусок колбасы.

– У каждого своя судьба. – Отец поцеловал ее в лоб и погладил по голове.

Дайнека вздохнула:

– Он был хорошим человеком и прожил трудную жизнь.

– Откуда ты знаешь?

– Об этом рассказал Благовестов.

– Удалось записать разговор?

– Да. – Она подняла голову и посмотрела на отца: – А что, если Велембовского похоронить рядом с родителями?

– Ты хоть представляешь, во что это обойдется? Шнырь сказал, что их могила на Ваганьковском.

– Ах да, конечно… Это будет чересчур дорого.

– Не просто дорого, а очень дорого. И это – во-первых. Во-вторых, придется получать разрешение, которое в принципе получить невозможно. – Вячеслав Алексеевич задумчиво посмотрел в окно: – В конце концов, какая разница, где лежать после смерти. Я бы попросил сжечь меня в крематории. Не хочется лежать под землей и медленно разлагаться. Уж лучше – в огонь, а дальше, как получится: в вазочке – в колумбарий или развеять пепел над Енисеем.

– Почему над Енисеем?

– Там моя родина. Когда тебе стукнет пятьдесят, ты тоже вспомнишь, где твои корни.

– И где они?

– А ты как считаешь?

– Одной ногой я стою в Красноярске, второй – в Москве. В Красноярске живет моя мама. В Москве – потому, что люблю этот город и здесь мой дом.

– Да… – протянул отец. – Когда состаришься, выбор будет тяжелым.

– Надо подумать, где развеять мой прах, – сказала Дайнека.

– Слава богу, до этого тебе еще далеко.

– Так как насчет Велембовского?

– Что?

– Ты что-нибудь придумаешь? Не позволишь, чтобы он лежал в холодильнике?

– У каждого своя судьба, дочь, – повторил Вячеслав Алексеевич.

– Я не говорила тебе… – Дайнека чуть помолчала, потом продолжила: – Иногда я думаю, что, если бы не побежала за стариком, он остался бы жив.

– Не смей так думать! В том, что он умер, твоей вины нет.

– Потом еще этот Шнырь…

Уловив в ее голосе близкие слезы, Вячеслав Алексеевич сказал:

– Ну, хорошо, хорошо… Я над этим подумаю. Ну, и насчет Шныря. Не оставлять же и его в холодильнике.

– Спасибо, папа! – Дайнека расцеловала отца. – Ты замечательный человек!

– Я это знаю.

Домой они вернулись уставшие и голодные, и пока Дайнека варила вареники, Вячеслав Алексеевич повел Тишотку на улицу. Домой он вернулся с Настей.

Увидев ее, Дайнека застыла в дверях кухни.

– Вкусненьким пахнет! – радостно воскликнула Настя и погладила Вячеслава Алексеевича по спине.

Он сдержанно отстранился и, перед тем как уйти в кабинет, сказал Дайнеке:

– Настя к нам ненадолго.

– Она знает, сколько сейчас времени? – Дайнека намеренно говорила о Насте в третьем лице.

– Знаю, – ответила Настя. – Можешь не волноваться.

– Ты на машине?

– Нет. Приехала на такси.

– Обратно как?

– Вообще-то я рассчитывала переночевать у тебя. Сама понимаешь, уже поздно.