Монеты на твоей ладони

— Не скажи. А вдруг ты у нас засланный? — сказано было со смешком, но вот глаза у него не смеялись. Отнюдь. Я тоже согнал усмешку с лица.

— И что, если так? — проговорил я медленно и тихо. — Допустим, меня действительно подослали. А теперь посиди и представь, что ты, маг, который едва дышит, из которого крови вытекло больше, чем осталось, который непонятно каким лядом еще жив и который шагу не сделает без посторонней помощи… что ты сможешь сделать против меня? Офицеров не осталось, магистров — тем более. А люди доведены до той крайности, что пойдут за кем угодно, посули им спасение — себя или замка — это уже не важно. Представил? А теперь подумай, какого хрена я с вами тут сижу? Ромашки собираю? Кому вы нужны, когда замок и так уже взят? — я прищурился и криво, но совсем невесело, улыбнулся. — Я не маг и весьма сомнительный воин. И без патруля я бы очень даже натурально погиб. За это тебе спасибо, но не думай, что из-за этого я пожалею того, кто попытается мне всадить кинжал в спину.

— Не ищи в моих словах того, чего там не было. Я таких как ты, не видел, и надеюсь, более и не увижу. А Видящим я когда-то хорошим был… Еще до того, как г бега пустился и здесь осел. А вот сейчас хочется опять — в бега. Смерть за тобой ходит, парень, за руку держит. Да только ты — живой… Не бывает так с людьми…

— С людьми… Может, ты и прав. Не ломай себе голову, Шейр, я сам не скажу — кто я. И человек ли, нет — не знаю. Уже давно…

— Так, значит… — он внимательно посмотрел на меня, не в глаза, но как-то… не так. Я насторожился и проверил щиты. Все на месте. А потому — просто ответил ему. Взглядом. Взглядом жестким и тяжелым, как металл, острым и пришпиливающим к месту. Взглядом, который — как понял совсем недавно — я неосознанно копирую с Дикого. Вот уж правда — на каждом ученике клеймо его учителя. — Вот так… Ну что ж, странный ты человек, бери людей, отдаю. Только помни, что на тебе сорок душ, для чего бы они тебе не были нужны.

— Понял? — я прищурился. Ой, не прост, сотник, вовсе не прост.

— Да чего тут не понять. В том, что ты делаешь, и секрета-то особого нет, а вот самого тебя понять… Тут и магистр не разберется. Подхватили мы птицу седьмого неба, нечего сказать, — он помолчал и вдруг поднял на меня кристально-ясный взгляд серых, как я впервые заметил, глаз. — Только мне-то, по секрету, скажи — правду городишь или нет? Я, пожалуй, и к Троим прямиком отсюда отправлюсь, тут ты прав, только не хочу, чтобы и люди мои прямиком за мной пошли. Говори, что делать будешь, Светлый?

— А ведь не веришь ты мне не на грош, — я окинул его взглядом. — Играешь в невинность, а ум цепкий, и мыслей много всяких, разных, мыслей и мыслишек… Там, под полой. Зря, зря, сотник. Сам-то ты…кто? Молчишь? Молчи. А что до меня… Я идущим за мной не лгу… Разве что чууь недоговариваю, — губы сами собой расплылись в нехорошей, кривой усмешке. Я смотрел ему в глаза, смотрел так, как смотрел на Скай, за секунду до того, как она кричала: «Сволочь!». Может, и так… Да и Шейру, кажется, захотелось крикнуть. Да не хватило голоса. За спиной в жесткий камень ударила молния, брызжа во все стороны белым светом. Моим светом. Я не шелохнулся, видя в отражении десятков сознаний, десятков пар глаз свою неподвижную черную фигуру с фонтаном белого пламени за спиной. И глаза свои, которые отчего-то были видны донельзя четко. А потом грянул гром, оглушительный, как никогда, прижимающий к земле невообразимым грохотом. А потом хлынул ливень, ливень, заливающий все нескончаемым бурным потоком.

А потом… За ревом дождя, ветра, грома, за ревом самих гор, многократным эхом отражающимся между бесконечных скал, за тучами, закрывшими небо и землю, я услышал крик. Многократный крик птичьего клина. Многократно размноженное хлопанье мокрых перьев прорвалось, смешалось с гулом ливня.

У меня за спиной опускались птицы. И крик, человеческий крик, смешался с птичьим:

— СЕВЕР НЕ ВЗЯТ!!!

Теперь у тебя уже не будет голоса. Никогда. Ухмылка стала шире. Даже если захочешь крикнуть: «Сволочь!».

Глава 26

Я говорю: «Мой господин прекрасный граф Роланд, Едем другим путем!»

Йовин

Бурный поток толкнул под колени, норовя сбить с ног. Я ухватился за высокий каменный бортик, доходящий мне до груди, подтянулся и выбросил тело наверх, припав к земле. Прислушался. К звукам мира и той стороны — моей струны. Медленно провел ладонью, серой от грязи, по шершавому камню. И только тогда позволил себе оглянуться на людей, собранной, но достаточно свободной, профессионально выстроенной цепочкой идущих позади.