Money БЖИГ

Кишки цеплялись за пищевод, поднимались выше по горлу. Непонятный рёв раздался с моего рта по залу, и я стала напоминать кота, что пытался отхаркнуть комок шерсти. Спину изводило конвульсиями, ладошки слабели.

— Горе ты моё, — Заир подхватил меня на руки и увалок в ванную комнату, оставшись за дверью.

— Как это можно есть? Они же не съедобны? — Вопила, прерываясь на чистку желудка.

— А когда ими рот набивала, были вполне съедобны. У вас тоже много непонятных блюд.

— Какие?

— Селёдка под шубой, огурцы с сахаром для имитации арбуза. Холодец, что это вообще? Желейный бульон с мясом.

— Вот именно, с мясом, а не с внутренностями!

Глава 10

Можно ли определить призвание ребенка с рождения? Почему родители так усердно пытаются подметить несуществующие детали, пока их чадо ещё не вылезло из подгузников? Выводит непонятные линии на листках бумаги — явно растет художник, по-другому и быть не может. Игрушки выстроены в ряд, а чадо вышагивает между ними, пытаясь удержаться на ногах — командир, нет ещё лучше, директора мать растит. Небольшие театральные представления становятся частью вечернего застолья — актер мирового уровня, не меньше. Главное для маленького не окрепшего ума познать мир, где самым горестным событием будет неуверенное «да», на вопрос о профессии, которую выбрали родители на будущее. Тут то и начнется! Постоянные упреки, приказы и нотации о том, как было бы лучше. Грустные потерявшиеся люди пытаются вырастить чемпиона, лидера, профессионала, сами в этом ничего не понимая.

Не правильно ли было бы отпустить это, дать своему малышу возможность самому определиться с тем, что он хочет от себя и от дальнейшей жизни. Только ведь это означает определенного рода свободу, разгильдяйство, что выведет птенца из столько уютного, заботливого гнезда. Так много надежд, которые разбиваются с возрастом, о стену родительского контроля и непонимания. А потом получается эффекта заблудшего человека.

Круговорот невыполненных надежд и желаний, который будет существовать пока человечество не вымрет. Эта больная вереница смогла захлестнуть и моего отца. Он всегда так умилялся, когда я рассортировывала монетки и купюры, в один из таких дней в его голове что-то щелкнуло. Экономист! Будет вершить судьбы денежных потоков, выводить из кризиса компании и забирать баснословную зарплату. Как же он ошибался.

— Нет, это совершенно не подходит.

Сгорбленная фигура мужчины медленно двигалась по полукругу составленных столов. Моложавое лицо кривилось, то поджимая нос к губам, то уводя брови к волосам.

— Стало быть, мне помнится, как вы заливались пением об имеющимся таланте, — Роман Иванович подцепил двумя пальцами лицо из скульптурного пластилина, повертел, и нахмурил брови.

Кивнула, решив пока помолчать. Нервная улыбка пряталась за искусанными щеками, а страх томящегося ожидания, даже можно сказать желания небольшого признания отзывался гулом в животе. Учитель не спешил, надул губы и выпустил воздух, с характерным разочарованием.

— Пропорции не симметричны, но это в природе редко встречается, куда хуже отсутствие своего стиля, фактуры и динамики. Какой это уже урок?

— Всего девятый, — громко отозвалась.

— Очень плохо, работай дальше. — Не стал в этот раз упоминать о школе лепки, которую я посещала пол года, конкурентов он отказывалдся даже признавать.

Роман Иванович грубо опустил изделие на стол, немного примяв пластилин пальцами, показал, что ситуация не исправна, и достойна только мусорного ведра. Последней среди оскорбленных творческих единиц была Света, ожидающая ребенка, оттого отличалась повышенной чувствительностью.

— Опять мультипликационные фигурки, что могу сказать…

— Роман Иванович, вы знаете, грубое слово и у вас салфеток не хватит. — Света погладила живот, готовая к слуховой атаке.

— Угрожать мне вздумала! Надо же. У неё гормоны, а мне её теперь хвалить. Всё кончено, до следующего занятия, — махнул рукой и удалился в подсобку.

Прощаться сенсей не любил, впрочем, как и хвалить, истинно считая строгость необходимой притязательностью, а чувства учеников пустяковой попыткой оправдать нежелание, лень и прочее. Чувствовать себя мазохистом на уроках не приходилось по одной только причине — идеализированном представлении себя в светлом будущем, где бубнящий дед был несуразной мелкой блохой. Ошибки всё же я свои учитывала, прилагала силы на исправление, но они повторялись, как замкнутый беговой круг хомяка.

Стиль, фактура, динамика, — повторяла про себя, пытаясь мысленно сформировать единую картинку нужного, но образы цеплялись друг за друга, делая желаемое совершенно невозможным. Гул города, обрывки голосов, пестрые цвета мешали мне собраться, — симметрия, точно, про неё бы не забыть.

— Клава, смотри кто пришёл, — баба Люда отступила назад, пропуская в квартиру, — мои то, совсем не приезжают, зато на квартиру надеются, младшенький внучёк вон, на дизайнера интерьера пошёл. Приезжал с месяц назад, фотографировал стены, измерял площадь, щенок, думает она ему достанется только за то, что он изредка на обед ко мне приезжает.