После этих слов Мабри встает и выходит. Когда они остаются одни, Хаттеберг рассуждает о том, почему все не готовятся к игре с Джейми Мойером так, как он: не смотрят записи, не пытаются представить, как может развернуться игра, не решают, чего ждать от Мойера и какие подачи они
– Некоторые из ребят, которые играют лучше всех, самые недалекие, – говорит Хаттеберг. – Я не имею в виду, что они тупые. Я имею в виду, что у них нет никаких суждений. Никакой системы.
– Тупость – это актив?
– Так и есть. Никто не знает, чего от вас ждать. У вас нет никакой системы. Вы даже не помните свой последний выход на биту, – Хаттеберг смеется. – Самонадеянность – тоже актив. Тупость и самонадеянность: у меня нет ни первого, ни второго.
В скором времени Хаттебергу приходится перестать рассуждать об игре и выйти на поле. Во время игры он, как обычно, привередливо выбирает подачи для отбивания, словно покупатель в магазине, который копается в корзине с яблоками, чтобы выбрать самые спелые. В первый выход все плоды никуда не годятся. Хаттеберг просто смотрит на первые четыре подачи, которые проносятся в миллиметрах от площадки отбивающего, и, заработав прогулку, занимает первую базу. Во время второго выхода Хаттеберга Мойер подает мячи в зону страйка. Хаттеберг пропускает первые два мяча и отбивает за линию фаул третий. С двумя страйками на счету Хаттеберг ожидает, что Мойер пошлет подачу внутрь его зоны страйка, и так на самом деле и происходит. Хаттеберг отбивает мяч ударом «линия» в правую сторону внешнего поля вместо первой базы и успевает осуществить единственную в этой игре пробежку домой. Во время своего третьего выхода на биту он отсылает мяч далеко к границе левого внешнего поля, на мгновение ему кажется, что мяч ушел, но защите все же удается поймать его на узкой полосе земли перед самой оградой.
Но ни один из первых трех выходов не врезались в память Хатти так, как четвертый. В четвертый и последний выход на площадку отбивающего Мойер дразнил его подачами на самом краю страйковой зоны и быстро вырвался вперед: 0–2. Следующие четыре подачи были либо мячами вне страйковой зоны, которые Хатти проигнорировал, либо подачами внутри зоны страйка, которые Хатти отбил за линию фаул, потому что больше ничего не мог с ними поделать. После шести подач счет их поединка с Мойером сравнялся до 2–2. И вот совершенно неожиданно Джейми Мойер уходит с питчерской горки, что-то говорит Хатти и стоит, словно ждет ответа.
Это что-то новенькое. Когда Хатти играет отбивающим, он всегда ведет безмолвный разговор с питчером, но питчеру не полагается останавливаться посреди игры, чтобы пообщаться. «За все время, что я был отбивающим, со мной никогда не разговаривал питчер», – вспоминал тот эпизод Хатти. Мойер стоял, не шевельнувшись, на месте, и Хаттеберг, понимая, что Мойер не уйдет, вышел с площадки отбивающего:
– Что такое? – крикнул он Мойеру.
– Просто скажи, какую подачу ты хочешь, – раздраженно ответил Мойер.
Хатти растерянно пожал в ответ плечами.
– Скажи, какую подачу ты хочешь, чтобы я сделал, и я ее сделаю, – еще раз повторил Мойер.
Хатти всегда был готов предположить, что за подача должна последовать следующей. Он умел хорошо угадывать тогда, когда знал, что питчер хочет его обхитрить. Теперь такой прямолинейный вопрос сконфузил его. Внутри пошатнулось равновесие, налаженное для разгадывания планов соперника. Он пришел в замешательство. Впервые он не знал, что ответить. И потому ничего не сказал. Он не хотел знать. Он предпочитал придерживаться своего испытанного подхода.