Монгол

— Знаешь, мы с тобой раньше не пересекались и на территорию друг друга не лезли. Так сказать, мирно сосуществовали, как и с твоими друзьями. Я уважаю тебя, Архан, как и всех здесь. Но Тимур пришёл ко мне с просьбой решить ваши разногласия по понятиям. Видишь ли, без понятий наша жизнь изменится. Начнётся беспредел. А мы ведь не беспредельщики. Мы цивилизованные, уважающие себя и других бизнесмены.

Губы Монгола дёрнулись, превращая улыбку в звериный оскал. Бросил презрительный взгляд на Шатуна, снова вернулся к Ветру.

— Попросту говоря, этот ссыкун прибежал к тебе за крышей. Ты, кажется, с его братцем дружил, да? И поэтому ты здесь. О цивилизованных способах решения проблем нужно было думать, когда трогал мою семью. Теперь поздно. Я пришёл не разговоры разговаривать. Я пришёл за его башкой. И мне похуй, скольких придётся грохнуть прежде, чем доберусь до него. Я доберусь в любом случае. Мои друзья, кстати, пришли за мной сами. Они знают, чья правда. А ты зачем пришёл, Ветер? Из чувства долга? Ты ведь не вмешивался тогда, так чего сейчас полез? Вместо тебя говорит совесть? Я помню, как ты забрал себе магазины старшего Шатуна. Так что, за бабки пришёл проливать кровь своих людей? И где тут понятия, Ветер?

Авторитет поджал губы, покосился на Тимура.

— Какие у тебя претензии к нему? За что голову его требуешь?

Монгол вздохнул, обошёл Ветра и остановился в десяти метрах от Шатуна. Интуитивно напрягся, прикидывая силы противника. Ублюдки явно в меньшинстве, но своих людей терять не хотелось. Не от руки этой мрази.

— Он похитил мою женщину. И пытал её. За это я казню его, — отчеканил каждое слово, глядя ухмыляющемуся Шатуну в его змеиные глаза.

Ветер подошёл сбоку.

— Вижу, что злишься, крови хочешь. Ко мне вот спиной поворачиваешься. Понять могу даже. Но эту войну ведь развязал именно ты несколько лет назад. Ты убил его родного брата, а труп выбросил на городскую свалку. Чего ты ожидал? Что Тимур забудет?

Прикидывая количество шагов до Шатуна, размял плечи, повернулся к Ветру с натянутой, хищной улыбкой.

— Ты, наверное, подзабыл кое-что. До того, как я убил старшего Шатуна, он перерезал горло моей женщине.

— Да перестань, Монгол! — выкрикнул Ветер, досадно сплюнул на землю. — Что за детский сад? Она не была твоей! Обычная шалава общего пользования! По-твоему, по понятиям из-за шлюхи войны начинать? Если бы все пацаны друг друга из-за шмар мочили, кто бы по земле ходил? Всё! Расходимся, ребята. Не то…

— Не то ты заткнёшь пасть и съебёшь отсюда со всей своей кодлой! Разговор закончен! — оттолкнув от себя авторитета, как кусок дерьма, двинулся на Шатуна, а тот вскочил на ноги, вытащив ствол. Защёлкали затворы, и Архан слышал, как Марат отдал приказ приготовиться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Похуй. Пусть стреляют. Он успеет добраться до уёбка и разодрать ему пасть до ушей.

— Твоя девка сама пришла в мои объятия, Архан. Добровольно легла под меня, когда узнала, что мы враги. Просила освободить её от тебя. Прикинь, Монгол? Она готова была дать мне, чтобы больше не увидеть тебя, — Шатун оскалился в мерзкой улыбке. — Хочешь, покажу, как сношал твою тёлку? Вот так! Я дрючил её во всех позах! И знаешь, Архан, пиздёнка у неё что надо! Вкус у тебя отменный!

С диким, оглушающим рыком Монгол бросился на Тимура, а тот снял пистолет с предохранителя, навёл ствол на Архана, уперев дуло прямо в его лоб.

— Давай, мразь! Стреляй, ебучее ссыкло! Иначе, я тебя грохну так, как грохнул твоего брата! Хочешь, покажу, как я это сделал? Я вывернул его грудную клетку наружу! Разделал твоего брата, как свинью!

Стиснув зубы, Шатун взвёл курок, и в тот же момент его рука со стволом упала на землю, а сам он согнулся и заорал от боли, схватившись за окровавленное запястье.

Самир. Он всегда ловко орудовал холодным оружием. Взглянув на друга в неизменно белоснежном пиджаке, кивнул.

Неизвестно, кто выстрелил первым, но вскоре поле превратилось в мясорубку, а Монгол двинулся на Шатуна. Пуля прошила всё тот же бок, за ней ещё одна, отчего упал на колени, стиснул зубы от боли. А когда смог подняться, Тимур уже залезал в машину.

— Стой, сука! Стой, шакал трусливый! — взревел, бросился за ним, но кто-то появился впереди, преградил путь.

— Всё, Ар! Уходим! Мои парни ранены! Пока отдохнуть нужно!

Красная пелена застилала глаза, и Архан не видел ничего, кроме лица Варвара, что держал его за плечи.

— Я обещаю, мы вернёмся за ним. Обещаю, брат! — прислонившись лбом к его лбу, глаза в глаза. — Я клянусь, что его труп будет жрать вороньё на свалке! Мы поймаем его, но не сейчас! Остынь, брат!

Монгол слышал слова Марата, но они не доходили до сознания. Один сплошной комок нервов и бешенства, и лишь открывшаяся рана ещё удерживала его в человеческом обличии. Боль не давала переступить ту грань, когда даже другу мог бы шею свернуть. Ещё держался.

— У тебя кровь хлещет. Поехали, нужно подлечить и тебя, и парней. Давай, Ар, соберись. Думай о своей девчонке.