Монгол. Черный снег (СИ)

— Я всегда боялась его рук, — её голос снова стал тише, словно она испугалась, что если заговорит громче, то не выдержит. — Он бил меня по лицу, по спине, в живот, разбивал мне губы и нос, надрывал уши. Я помню, как кровь капала на пол. Но никто не приходил помочь. Никто не знал, что происходит. Я всегда ходила с длинными рукавами, чтобы никто не видел синяков.

Моё сердце сжалось, как железный кулак. Чёрт. Я не хотел слышать это. Не хотел знать. Но её слова продолжали падать, биться с оглушительным грохотом о мою броню, ломая каждую стену, которую я строил между нами.

— Мама… — продолжила она, и её голос вдруг стал холоднее. — Мама была не лучше. Это был героин. Я помню, как она продавала наши вещи, всё, что у нас было. Вначале украшения, потом мебель, одежду. Она продала всё, даже мои игрушки. Я осталась ни с чем. Он бил ее за то, что она сама вколола дозу и не поделилась с ним. У них ничего не осталось. Голые стены и матрасы на полу.

Моё тело напряжённое, я смотрю на неё и понимаю, что эта история не просто грустная. Это история из самого ада. Она говорит это так, как будто рассказывает о погоде, но я вижу её руки, которые сжаты в кулаки. Вижу её дрожащие губы.

— И когда им стало совсем плохо, — продолжает она, её голос ломается на словах, — они продали и меня. Просто отдали меня каким-то уродам за дозу. Она даже не посмотрела на меня. Я помню этот день. Помню, как какие-то люди пришли за мной, как повели меня насильно к машине. Я смотрела на неё, на мою мать, но она не смотрела на меня в ответ. Просто стояла там, с пакетом в руке. Довольная, любовалась своей дозой…И он рядом с ней.

Глава 8

Последние слова будто вылетают из неё, как яд, выплёскиваясь наружу. Я смотрю на неё, не в силах пошевелиться. Мои мышцы напряжены, и я чувствую, как внутри меня всё кипит. Но я не двигаюсь. Не могу. Потому что её история — это не просто боль. Это нож, который она вонзает в свою плоть, в саму себя, снова и снова, чтобы наконец отпустить эту боль.

Она не плачет. Она больше не может плакать. В её глазах — пустота, как будто она умерла в тот день, когда её мать продала её.

Моё дыхание замедляется. Я смотрю на неё и чувствую, как внутри что-то ломается. Я слышу собственное сердце, которое вдруг начинает биться сильнее. Почему? Почему я это чувствую? Я никогда не хотел знать её историю. Не хотел понимать. Но теперь её прошлое стало частью меня. Я знаю, через что она прошла. И это меня бесит.

— Что было дальше? — мой голос звучит резче, чем я хочу, но она не вздрагивает.

Её взгляд устремлён в пол, как будто она больше не хочет быть здесь, в этом моменте, в этом мире.

— Меня закрыли с другими детьми, — шепчет она. — Нас кормили овсянкой и яйцами, давали какие-то витамины и горькие таблетки. Иногда били. По лицу, по голове…Одного так ударили, что он умер. Приехал какой-то мужик лысый. Наорал на них. Тому, кто убил мальчика отрезали руку. Нас больше не били…Просто держали взаперти.

— Они тебя…они тебя обижали? Трогали?

— Насиловали? — переспросила она, — Меня нет. Других, не всех — да. Меня нет, потому что на меня поступил заказ…Они сказали. Что меня купит какой-то человек и я буду сниматься в кино. Я не дура. Я знаю в каком кино… я все знаю, все видела там. Меня впервые вымыли, расчесали и приодели. Они сказали, что на следующий день меня заберут. И тогда ты пришёл.

Её последние слова отдают в воздухе, как эхо в пустой комнате. Она больше ничего не говорит. Просто сидит там, сжимая колени, будто пытается защитить себя от того, что уже произошло, но не может.

Я молчу. Внутри меня — буря. Но снаружи — тишина. Я не знаю, что сказать. Не знаю, что сделать. Я никогда не умел утешать. Да и не хочу.

Но я смотрю на неё и понимаю, что это не просто девчонка. Это человек, который прошёл через ад. Такой же, как и я. И чёрт побери, я не могу это игнорировать. Её прошлое теперь стало частью моего мира, и я уже не могу сделать вид, что не знаю.

Воспоминания обрушиваются на меня, как лавина. Я не могу остановить их. Они приходят внезапно, как всегда, вспышками, как осколки битого стекла, что врезаются в мою кожу, разрывая её на куски. Прошлое, которое я старался похоронить, снова поднимает голову…У нее было страшное детство. Я навел справки. Я узнал о ней все. Она не обманула. Не обманула, когда рассказала мне…

А я не мог рассказать никому.

Я помню ту суку. Её холодные руки, её дыхание, которое обжигало мою шею. Её голос, который всегда звучал так ласково, так обманчиво, прежде чем превратиться в хлыст боли. Она была моим приёмным кошмаром. И каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу её. Она сидела на кровати, как паук, готовый впиться в свою жертву. Я был ребёнком. Слишком слабым, чтобы защититься. Слишком наивным, чтобы понять, что эта ласковая маска была ложью.