Монголо–татары глазами древнерусских книжников середины XIII-XV вв.

Для решения поставленной задачи ему потребовалось обратиться к рассмотрению событий более чем двухсотлетней давности, событий Батыева нашествия. Как полагает Вассиан, «окааный Батый… пришед разбойнически и поплени всю землю нашу, и поработи, и воцарися над нами, а не царь сый, ни от рода царьска»[613]. Тем самым, как полагает А. А. Горский, ростовский архиепископ, по сути дела, «объявляет нелигитимными все 240 лет ордынского владычества на Руси»[614]. Судя по всему, убежденность Вассиана относительно незаконности власти чингисидов характеризовала не только позицию самого книжника, но и отражала настроения, существовавшие, по крайней мере, у части тогдашнего общества[615].

Нелегитимной власти ордынского хана Вассиан противопоставляет власть великого князя. Согласно представлениям архиепископа, статус Ивана III не только не ниже, но и гораздо выше статуса «беззаконного» Ахмата. Эту на первый взгляд кажущуюся парадоксальной идею Вассиан парадоксальной не считает. Наоборот, называя Ивана «великим Русских стран христьанским царем», владыка снимает возникшее недоразумение.

Уже в самом начале Послания Иван III именуется владыкой «наипаче же во всех царях пресветлейшим и преславным государем»[616]. По мнению Вассиана, легитимность власти великого князя несомненна, поскольку Иван Васильевич — «Богом утвержденный государь», более того, он «Богом утвержденный царь»[617]. Таким образом, власти «ложного» «поганого царя» книжник противопоставляет власть царя истинного — власть христианского государя.

Помимо конфессиональных и правовых аспектов, Вассиан Рыло усматривал и более глубокий — внутренний — смысл русско-ордынского противостояния. Ордынское иго и начавшаяся борьба Руси с монголо-татарами в представлении владыки имела прямые аналогии с библейским сюжетом о порабощении и последующем избавлении евреев из египетского плена[618]. Действительно, Вассиан неоднократно именовал ордынского хана «новым фараоном», а Русь сравнивал с «новым Израилем»[619]. Призывая соотечественников к покаянию (как непременному условию помощи Божьей в борьбе с «погаными»), ростовский архиепископ утверждал, что «аще убо покаемся, и тако же помилует ны милосердый Господь, и не токмо свободит и избавит, яко же древле израильских людей от лютаго и гордаго фараона, нас же, нового Израиля, христианских людей, от сего нового фараона, поганого Измайлова сына Ахмета, но нам и их поработит»[620].

К сравнению победы русских над монголо-татарами с избавлением евреев из египетского плена прибегал автор «Сказания о Мамаевом побоище»[621], однако именно в Послании Вассиана Рыло эта идея приобретает законченный, внутренне непротиворечивый вид. Судя по всему, восприятие Вассианом борьбы с погаными, опирающееся на аналогию с библейскими сюжетами, базировалось не только на ситуативной схожести (избавление от многолетнего плена), но было связано с новым видением статуса самой Руси. К концу XV века — началу XVI века (создание «Сказания о Мамаевом побоище», судя по всему, также относится к этому времени) уже окончательно сформировалось представление о богоизбранности Русской земли. Не случайно, Русь, по мнению Вассиана, это «новый Израиль» — Богом «избранная» земля[622]. Подобное представление о статусе и предназначении Русской земли и порождало у Вассиана сравнения Ахмата с «фараоном» и — косвенно — татар с «египтянами».

Необходимо отметить, что освобождение Руси из «татарского плена», судя по всему, не означало для Вассиана окончания борьбы с «погаными». Воззрения владыки на этот счет носили более воинственный характер. По сути дела, один из высших иерархов Русской православной церкви не исключал в будущем возможности «ответного» пленения монголо-татар («милосердый Господь», по мнению владыки, «не токмо свободит и избавит… нас… от сего новаго фараона… но нам и их поработит»)[623].

***

В Послании Вассиана Рыло находит свое завершение процесс осмысления феномена монголо-татарской власти на Руси. Ростовский архиепископ, обращаясь к великому князю, опровергает существовавшие в обществе представления о невозможности борьбы с ордынским царем-чингисидом. Как пишет Н. В. Синицына, в Послании Вассиана «столкнулись «старина» и «новизна»»: традиционными, устаревшими оказались представления самого Ивана III, который исходил из «неизбежности повиновения «царю», даже если он иноземный поработитель»; диаметрально противоположной оказалась позиция архиепископа, отстаивавшего «необходимость и правомерность борьбы»[624].