Смерть Чингисхана стала серьезным потрясением для созданной им империи. Слишком велик был его личный авторитет, непомерно огромна его ханская власть, совершенно уникальным было его место в самой сердцевине монгольского менталитета — как боговдохновенного, священного лидера монгольского народа, творца всех монгольских побед. История знает немало примеров, когда могучие империи так и не могли пережить смерть своего основателя: державы Александра Македонского, Карла Великого или Тамерлана очень ненадолго пережили своих творцов. Справедливости ради надо сказать, что есть и обратные примеры: Римская империя после смерти Октавиана Августа, Персидская держава после бесславной гибели Кира. Но и эти два последних случая свидетельствуют, что сохранение единства империи являлось исключительно непростой задачей. Римская империя была создана неподражаемым, величайшим политическим гением Августа, который за период своего долгого правления сумел заложить настолько прочные основы для ее существования, что его преемнику Тиберию удалось справиться с неминуемыми центробежными тенденциями ценой сравнительно небольших усилий. В Персии же гением оказался сам фактический преемник (заметим, нелегитимный), который сумел заново соединить уже распавшуюся державу. Наиболее же сходный случай — держава Александра Македонского — доказывает, что без тщательного государственного строительства и при отсутствии достойного преемника империя почти обречена на распад; и, заметим, чем выше был военный талант основоположника, тем быстрее и серьезнее — крушение эфемерного единства.
Чингисхан, несомненно, был военным гением. Его держава включала в себя народы, абсолютно чуждые по менталитету и образу жизни завоевателям. Однако империя, им созданная, отчего-то не распалась и, пусть с серьезными изменениями и проблемами, просуществовала еще более сотни лет. Мы назвали две составляющих стабильности — организационно-политические усилия титана-основателя и наличие талантливого преемника. С первым в империи Чингизидов, надо признать, дело было в порядке: Великая Яса и продуманные реформы в сфере управления и армии неплохо цементировали Йеке Монгол Улус. Но куда меньше обращают внимание на второй элемент стабильности — наследника власти. А надо прямо признать (хотя некоторые историки пытаются это отвергать) — такой достойный преемник у Чингисхана нашелся: им стал его третий сын Угедэй.
Если смотреть на сложившуюся после смерти Чингисхана ситуацию, отмечая лишь поверхностные факты, воцарение Угедэя кажется совершенно случайным. Ссора двух старших братьев сделала его в 1219 году наследником, хотя первенец Чингисхана Джучи явно превосходил Угедэя воинскими талантами, а Джагатай — непреклонностью в следовании Ясе. Но хан молчаливо согласился отстранить от наследования верховной власти и удачливого полководца Джучи, и жестокого проводника его собственной воли Джагатая. Однако накануне смерти великого завоевателя многое изменилось.
Среднеазиатский поход в значительной мере поменял расстановку сил. Конфликт между двумя старшими сыновьями Чингисхана еще более усугубился, и в конце концов разозленный и униженный Джучи откочевал в подаренные ему отцом северные степи. Здесь он повел себя как самостоятельный владыка и саботировал даже прямые приказы Чингисхана, ссылаясь на собственную болезнь. Терпение монгольского владыки оказалось, видимо, переполнено фактическим отказом Джучи участвовать в Тангутском походе. Недовольство Чингисхана вызывала и мягкость Джучи по отношению к покоренным народам: он не без оснований видел в такой политике зачатки сепаратизма, грозившего скорым развалом созданной столькими трудами империи. Для первенца Чингисхана подобная фронда закончилась плачевно: в начале 1227 года его нашли в степи с переломанной спиной — именно так, без пролития крови, всегда казнили высокопоставленных нойонов, навлекших на себя немилость хана. Вскоре, однако, выяснилось, что Джучи вовсе не лгал, говоря о своей болезни, и Чингисхан, возможно, пожалел о столь поспешном радикальном решении, тем более, что известие об этом он получил уже на смертном одре. Однако Джучи умер, а наследовавший ему сын — Батый — конечно, не мог быть соперником сыновьям Чингисхана в борьбе за верховную власть.