Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.

Излагая события сухо и порою формально, ростовский летописец пытается затушевать значение трагедии на Сити, в которой не лучшую свою роль сыграл великий князь: «то же [что обошли его татары] слышав князь Юрьи, всед на конь свои, с братом своим Святославом, и с сыновци своими, с Василком, Констянтиновичем, и со Всеволодом, и Володимером, и с мужи своими, и поидоша противу поганых, и нача князь полки ставити и се внезапу приспеша Татарове на Сить противу князю Юрью, князь же отложи всю печаль и поиде к ним, и ступишась обои полци, и бысть сеча зла, и побегоша пред иноплеменники, и ту оубьен бысть велликии князь Юрьи Всеволодичь, на рице на Сити и вои его многи погибоша, а Василка Констянтиновича руками яша»[257].

О численности войск у каждой из сторон в этом сражении судить затруднительно. Несмотря на то, что Юрий собирал войска со всего Северо-Востока, многие могли не успеть или отвлеклись на оборону своих поселений. Однако, надо полагать, около 10 тысяч русских воинов на Сити все же было. Судя по сообщению Рашид ад-Дина о том, что ханы после занятия Переславля решили «идти туменами облавой», можно предположить наличие у Бурундая, рыскавшего в поисках владимирского князя, войск не более тумена (ок. 10 тыс.). Получается, что в сражении 4 марта 1238 г. силы сторон были практически одинаковы; успех был связан с тактическим искусством, которым монголы полностью воспользовались, а руководители русской армии не смогли достойно ответить.

* * *

Рашид ад-Дин, описывая героические деяния армии Батыя на Руси, битву на Сити даже не упомянул. Для него это был результат погони за великим князем, который в момент своего убиения оказал сопротивление. Ростовский великокняжеский летописец, сохраняя лаконичность, изображал события в другой тональности. Смерть Юрия представлена настоящей трагедией для всех русских, теряющих последнюю надежду на спасение от «окаянных татар». В Лаврентьевской летописи на этом вообще заканчивается изложение о Батыевом пленении – далее следует только рассказ о смерти Василька Константиновича. Однако уже в статье 6747 (1239) г. сводчик возвращается к образу князя Юрия и вставляет обширный панегирик ему. Великий князь представлен миролюбивым и богобоязненным: «Се бо чюдныи князь Юрьи потщася Божья заповеди хранити и Божии страхъ присно имея в сердци, поминая слово Господне…» Особенно подчеркнуто его отношение к татарам в период до нашествия, когда они присылали послов: «преже мененыя безбожныя Татары отпущаше одарены, бяхуть бо преже прислали послы свое, злии ти кровопиици, рекуще: “мирися с нами!”; он же того не хотяше…»[258] Выходит, что Юрий изначально не верил в мирные инициативы и собирался воевать, а богатые подарки татарам были для затягивания времени. К сожалению, подобная предусмотрительность не подтверждается позднейшими событиями. Ежели Батыево посольство, прибывшее от Воронежа, покинуло Владимир в начале декабря 1237 г., а к границам княжества монголы подступили в начале января 1238 г., то как можно было при этом не успеть собрать полки и приступить к делу только после поражения под Коломной? На границах вообще первоначально находился лишь воевода Еремей «в сторожах», который после встречи с местным князем Романом послал Юрию предупреждение об опасности. Владимирский властелин отвечал рязанцам, что сам хочет биться с Батыем «особо», но навстречу кочевникам направил сына Всеволода, который никак не подходил на роль вождя главной армии. Все же приходится прийти к заключению, что древнерусский книжник лукавил в угоду сложившейся к 1239 г. конъюнктуре. Возможно, мира с язычниками заключать великий князь и не желал, но был вынужден это сделать, так как полагался на собственные представления о политических устремлениях монгольских ханов. В противном случае все его действия не поддаются логическому объяснению.