Многие историки считают, что победа в битве на реке Воже имела большое моральное и военное значение, став генеральной репетицией победы на Куликовом поле. Хотя набеги татар на русские земли после битвы на Воже, естественно, не прекратились. Так, летом того же 1378 г. к Нижнему Новгороду подошло татарское войско, посланное Арабшахом. Дмитрий Константинович попытался откупиться, но татары не согласились. Город был взят и сожжен. Тогда же Арабшах совершил набег на Рязанское княжество.
Подведем итоги. Если не учитывать татарские действия, формально не подпадающие под понятия нашествий/набегов (приезд татарских послов, насильственное взимание дани и т.п.), то получится, что с 1252 по 1380 гг. татары совершили 35 карательных походов и локальных набегов на территорию Руси. При этом 17 из них были инспирированы русскими князьями. Кроме того, за этот же период произошло 13 совместных русско-татарских походов против соседей, в основном Литвы и Польши.
Мне представляется, что основными виновниками большой длительности ига были русские князья, которые, вместо того, чтобы совместно сражаться против татар, боролись друг с другом за власть при помощи татарских войск, а также принимали участие в татарских набегах на соседние страны.
Приложение 6
О жестокости средневековых монголов
В свое время т.н. евразийцы выдвинули тезис о том, что «по поводу взятия монголами среднеазиатских городов существует вполне устоявшаяся версия: «Дикие кочевники разрушили культурные оазисы земледельческих народов». Эта версия построена на легендах, создававшихся придворными мусульманскими историографами. Например, о падении Герата исламские историки сообщали как о бедствии, при котором в городе было истреблено все население, кроме нескольких мужчин, сумевших спастись в мечети. Они прятались там, боясь выйти на улицы, заваленные трупами. Лишь дикие звери бродили по городу и терзали мертвецов. Отсидевшись некоторое время и придя в себя, эти «герои» отправились в дальние края грабить караваны, чтобы вернуть себе утраченное богатство.
Это характерный образчик мифотворчества. Ведь если бы все население большого города было истреблено и лежало трупами на улицах, то внутри города, в частности в мечети, воздух был бы заражен трупным ядом, и спрятавшиеся там просто умерли бы. Никакие хищники, кроме шакалов, возле города не обитают, а в город и они проникают очень редко. Измученным людям двинуться грабить караваны за несколько сот километров от Герата было просто невозможно, потому что им пришлось бы идти пешком, неся на себе тяжести – воду и провизию. Такой «разбойник», встретив караван, не смог бы его ограбить, поскольку сил хватило бы лишь на то, чтобы попросить воды.
Еще забавнее сведения, сообщаемые историками о Мерве. Монголы взяли его в 1219 г. и тоже якобы истребили там всех жителей до последнего человека. Но уже в 1229 г. Мерв восстал, и монголам пришлось взять город снова. И, наконец, еще через два года Мерв выставил для борьбы с монголами отряд в 10 тысяч человек.
Плоды пылкой фантазии, воспринимаемой буквально, породили злую, «черную» легенду о монгольских зверствах»[420].
В настоящее время сходной точки зрения придерживается, например, Р. Почекаев:
«…при преемнике Чингисхана, его сыне Угедэе (прав. 1229—1241), а затем и при ханах Менгу (прав. 1251—1259) и Хубилае значительное влияние в империи начинают приобретать гражданские чиновники, выходцы из оседлых стран. […] Новые сановники всячески старались проводить политику большей терпимости монгольских завоевателей по отношению к представителям чуждой им земледельческой культуры. Поэтому как раз в то время, когда монгольские завоевания велись с наибольшим размахом, в источниках фиксируются примеры того, что завоеватели стремились упорядочить взаимоотношения с завоеванным населением.
Так, например, до нас дошло интересное сообщение венгерского каноника Рогерия, который пережил монгольское вторжение в Венгрию и сам побывал в плену у завоевателей, так что совершенно не имел причин приукрашивать их деяния. Тем не менее, он сообщает, что в 1241 г. монголы сумели привлечь на свою сторону ряд венгерских и немецких феодалов и с их помощью стали распространять призывы к местному населению вернуться в населенные пункты, обещая мирное существование[421]. Еще один венгерский современник монгольского вторжения в Европу – Фома Сплитский, охарактеризовавший монголов как настоящих выходцев из ада, однако, отмечает, что монголы «не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений»[422],[423].
Для того чтобы проверить, насколько соответствуют истине утверждения Л. Гумилева и Р. Почекаева, я решил обратиться к тем письменным источникам, которые они использовали. К сожалению, узнать, откуда Гумилев извлек информацию о Герате, мне не удалось. Что касается Мерва, то, вероятнее всего, Гумилев использовал текст Ала ад-Дина Ата-Малика бен Мохаммада Джувейни: