Монгольское нашествие на Русь и Европу

Что же касается людей, уже пошедших по пути оседло-городской жизни, то они рассматривались монгольской революцией как существа заведомо пропащие, разумные асоциальные унтерменши, своего рода интеллектуальный (более или менее) скот. Сами по себе такие люди (народы) не имели никакой ценности; им монгольская революция счастья дарить совершенно не собиралась, никаких обязательств перед ними на себя не брала и вообще не имела к ним никакого отношения. Однако, в силу накопления тех самых городских богатств, они представляли собой удобный объект для кочевого грабежа или постоянного паразитирования, и в этом качестве могли быть сохранены в грядущем универсальном обществе. В целом можно, однако, заметить, что монголы при всяком удобном случае старались вырезать как можно больше городского и оседлого населения, предпочитая вовсе не иметь дела с таким человеческим материалом, чем включать его в общество, устои которого должны были взаимно отторгаться с этим материалом уже по самой природе обеих сторон.

[…] как относились монголы к оседлым жителям самим по себе, лучше всего видно из их обращения с китайцами. После окончательного завоевания северокитайской империи Цзинь в 1232 г. один монгольский вельможа предложил Огэдэй-хагану истребить все население Северного Китая, разрушить все города и деревни, а всю территорию обратить в пастбища: “Хоть мы и завоевали китайцев, нам от них нет никакого проку. Не лучше ли полностью истребить их, чтобы их земли заросли травой для наших коней”. Учитывая, что из 45 млн довоенного населения империи Цзинь в живых к этому времени оставалось около 5 млн, предложение носило весьма реалистический характер. Канцлер Империи, кидань Елюй Чуцай, отговорил Огэдэя от этого плана, только ссылаясь на тот доход в деньгах, тканях и рисе, который могло обеспечить монголам оседлое северокитайское население. В 1230-х гг. Хадан (Годан), наместник Тангута и смежных китайских областей, “регулировал численность” оседлого китайского населения, попросту топя людей в реках. Хубилай применял тот же метод в своем северокитайском наместничестве в 1250-х. В конце концов тибетский иерарх Сакья-пандита уговорил отказаться от этой практики Хадана, а преемник Сакьи, Пагпа – Хубилая, но и сама эта практика (а коль скоро применяли ее и Хадан, и Хубилай, значит, она считалась более чем стандартной нормой регулирования численности оседлого “скота” в Китае) – более чем яркий пример. Через сто лет, в 1337, ввиду двух местных восстаний в Китае, первый министр хагана Баян предложил истребить большинство китайцев вообще; для упрощения механизма селекции он предполагал просто уничтожить всех носителей пяти наиболее распространенных среди китайцев фамилий – Чжан, Ван, Лю, Ли и Чжао, и на этом остановиться (по оценкам, эти фамилии носило около 90 % китайцев). Проект, правда, не реализовали. […]

“Великая зачистка”, истребление десятков миллионов оседлых унтерменшей? Для монголов […] это было вполне достижимо. В северном, чжурчжэньском Китае монгольские походы из 45 млн чел. истребили или иным образом привели к смерти 40 млн, в южном, южносунском – до половины из примерно 80 млн. человек. В Середней Азии и Иране домонгольская численность населения была превышена только в первой половине ХХ века! Такие богатейшие территории, как Хорезм или Восточный Туркестан, к 1300 г. практически обезлюдели вообще»[435].

Сходной точки зрения придерживается и А. Шапиро:

«Огромную роль в жизни общества оказывают господствующие в нем этические категории, важнейшие из них – представление о счастье, добре и зле. Для каждой эпохи и сообщества характерны свои представления о добре, зле и нравственных нормах. […] Особенно ярко видно взаимосвязь объективных исторических условий и представлений о добре и зле в монгольском обществе эпохи Чингисхана. […]

Накануне эпохи монгольских завоеваний монгольские и татарские племена переживали период постоянной междоусобной борьбы за гегемонию, сражались за право жить с чжурчжэнями.

[…] Перед монгольским обществом стояла задача бороться со злом, победить врагов, восстановить порядок. Поэтому первое условие счастья-благодати это военное счастье, удача, победа. Уничтожение врагов уменьшало количество зла. Захват добычи быстро увеличивает благосостояние победителей. А материальное благополучие, всегда высоко ценилось, как элемент блага. […]

Великодержавная монгольская имперская идея, указывала путь достижения счастья-благодати. Ее цель – установление мирового порядка, основанного на иерархическом мироустройстве, которое обеспечивало стабильность и процветание для монголов. Агрессивные войны во имя этой идеи были для монголов благом. Они снижали социальную напряженность, сплачивали общество, и способствовали внутренней стабильности, выводя хаос на внешний мир.