Монголы и Русь. История татарской политики на Руси

Русские северо-восточные князья были оставлены в своих отчинах, утверждены в качестве местных правителей. Им пришлось поехать в ставку Батыя, где великого князя Ярослава Всеволодовича[12], а вслед за ним и других князей Ростово-Суздальской земли пожаловали княжениями и отпустили «расудивъ имъ когождо в свою отчину»[13]. На Руси признали, что Русская земля стала землей «Канови и Батыевѣ» (т. е. землей Батыя и каана, или монгольского императора) и что «не подобаеть» на ней «жити не поклонившеся има»[14]. Организация данничества в завоеванной России, наравне с другими областями империи, стала в непосредственную зависимость от императорского двора. Собранные подати или часть их, помимо Батыя, шли прямо в императорскую казну, где решались вопросы организации сбора налогов в провинциях[15].

Первые годы владычества татар совпали с временем междуцарствия в монгольской империи, когда делами правила вдова императора Угедея — Туракина[16]. При дворе регентши стал пользоваться полным доверием магометанин Абдур-Рахман, прибывший первоначально в Монголию в качестве купца[17]. В самом конце царствования Угедея ему, вопреки настояниям главного министра Елюй-Чуцая, был отдан на откуп сбор налогов в Северном Китае[18]. При Туракине его поставили во главе управления финансами империи[19], и откупная система получила, вслед за тем, широкое применение; в правлении Гуюка (1246–1248) большое количество купцов доставали разрешения на сбор налогов с провинций в виде платы за поставки на императора[20]; а со смертью Гуюк-каана князья Чингисханиды давали полномочия на сбор налогов в Иране[21].

Подобного рода способ сбора податей практиковался при Туракине и Гуюк-каане, по-видимому, и в пределах завоеванной России. План о Карпини рассказывает, что в бытность его в России «был прислан туда один саррацин, как говорили из партии Гуюк-каана и Батыя». Этот «саррацин»[22] (вероятно — мусульманский купец) увел часть населения, «остальных же, согласно своему обычаю, пересчитал и наложил на них дань шкурами[23]. Северо-восточные летописные своды не сохранили упоминаний об этом перечислении. Имело ли это перечисление местный характер и пришли ли вслед за ним на Северо-восток какие-либо ордынские чиновники, — сказать трудно; во всяком случае, известия за эти годы о «баскаках» (монгольских военачальниках, которые держали «в повинении покоренное население») относится только к Южной России[24].

Появление военно-политической организации: в Северо-восточной Руси последовало, согласно нашим летописным сводам, вслед за переписью 1257 г.

«Исчисление народу в России» в 1257 г. находилось в известной связи с общеимперскими мероприятими, предпринятыми в царствование императора Менгу (1251–1259), возведенного на престол после смерти Гуюк-каана. В Китае и в Трансоксиании (1250–1251), а вслед за тем и в Иране (1251–1253) был введен налог (в Трансоксиании и Иране, как известно, он был поголовным), пропорциональный силам плательщиков[25]. Решение о реформе податного дела повело за собою новые переписи в империи. В 1252 г. была учинена «перепись народу китайских земель»[26]. В 1253 г., по возвращении из Монголии правителя Ирана — Аргуна, произвели перепись в Иране[27]. Одновременно решено было при дворе произвести, перепись и в пределах России: в 1253 г., как сообщает официальная китайская история Юань-ши, император отправил Бицик-Берке сделать «исчисление народу в России»[28]. Едва ли можно сомневаться, что это был тот самый Верке или Беркай, который, но словам Новгородской летописи, был одним из главных «численников», прибывших в 1258 г. (1259) в Новгород для переписи населения[29]. В Юань-ши (99 цз.) мы находим именно форму «бичже» в значении «секретарь»[30]. Армянский историк XIII в. Киракос (1201–1272) переводит «бичикчи» (бицикчи) словом «писец»[31]. В Иране «битикчи» (бицикчи) выступали при Гассане как раз в роли численников[32].

В 1257 г., когда, согласно нашим летописям, приступили к переписи в России, император, по словам Юань-ши, назначил в Россию сына своего зятя — Китата[33] на должность даругаци[34]; в их обязанность в провинции, помимо общего надзора за ходом дел по праву хранителей печати, входили: перепись населения, сбор дани и доставка ее ко двору[35]. Наши сведения о том, как производили перепись, дают основание предполагать, что за единицу считали не мужскую голову, а дом или семейство подобно тому как это издавна было принято в Китае[36].