Монголы XIII в. и «Слово о полку Игореве»

Очень интересен и отнюдь не случаен подбор народов, которые «поют славу Святославлю» после победы над представителем степи Кобяком (с. 18): немцы, венецианцы, греки и чехи-моравы. Тут точно очерчена граница ареала Батыева похода на запад. Немцы, разбитые при Лигнице, но удержавшие линию сопротивления у Ольмюца, венецианцы, до владений которых дошли передовые отряды татар в 1241 г., греки Никейской империи, при Иоанне Ватаце овладевшие Балканским полуостровом и, поскольку Болгария пострадала от возвращения Батыевой армии, также граничившие с разрушенной татарами территорией, и чехи-моравы, победившие татарский отряд при Ольмюце. Все четыре перечисленных народа – потенциальные союзники для борьбы с татарами в 40-х годах XIII в. Не должно смущать исследователя помещение Никейской империи в ряд с тремя католическими государствами, потому что Фридрих II Гогенштауфен и Иоанн Ватац стали союзниками, имея общего врага – папу, и император санкционировал будущий захват Константинополя греками, опять-таки назло папе, считавшемуся покровителем Латинской империи.

И эти четыре народа осуждают Игоря за его поражение. Казалось бы, какое им дело, если бы действительно в поле зрения автора была только стычка на границе. Но если имеется в виду столкновение двух миров – тогда это понятно.

Дальше, автор «Слова» считает, что на самой Руси достаточно сил, чтобы разгромить половцев. Вспомним, что того же мнения придерживались Андрей Ярославич Владимирский и Даниил Романович Галицкий в отношении татар. Автор перечисляет князей и их силы и опять-таки рисует картину не XII, а XIII в.

Во-первых, владимирский князь, якобы Всеволод, а на самом деле Андрей. У него столько войска, что он может «Волгу веслы раскропити, а Дон шеломы выльяти» (с. 21). Звать на юг Всеволода Большое Гнездо, врага Святослава и Игоря, более чем странно. А звать владимирского князя в 1250 г. к борьбе со степью было вполне актуально, ибо Андрей действительно выступал против татар и был разбит Неврюем, очевидно, уже после написания «Слова». Надо думать, что надежда на успех у Андрея и его сподвижников была.

Дальше идет краткий панегирик смоленским Ростиславичам, союзникам Всеволода Большое Гнездо в 1182 г., с призывом выступать «за обиду сего времени, за землю Русскую» (с. 22). Смоленск не был разрушен татарами во время нашествия и сохранил свой военный потенциал, и обращаться к смольнянам за помощью в 1249-1250 гг. было вполне целесообразно, тогда как в XII в. они были злейшими врагами черниговских Ольговичей.

Столь же уместно обращение к юго-западным князьям, про которых сказано, что у них «паробцы железные под шеломами латинскими» (с. 23) и «сулицы ляцкие» (с. 24). Но из перечисления исключены Ольговичи черниговские (с. 23), потому что они были в 1246 г. казнены Батыем по проискам владимирских князей [см.: 19, с. 26-28], а Черниговское княжество политически разбито.

Самым важным в списке является Ярослав Осмомысл, который высоко сидит «на златокованом столе подпер горы Угорскыи... затворив ворота Дунаю... отворяши Киеву врата, стреляеши с отня злата стола салътани за землями» (с. 22). Ему тоже предлагается автором «Слова» застрелить «Кончака, поганого кощея» (там же). Если призыв понимать буквально, то это вздор. Ярослав Осмомысл был окружен людьми, которые были сильнее его, боярами, лишившими его не только власти, но и личной жизни. В 1173 г. бояре сожгли любовницу князя, Настасью, а после его смерти в 1187 г. посадили на галицкий престол его старшего сына, пьяницу, а не любимого младшего сына (от Настасьи). К низовьям Дуная, где в 1185 г. возникло сильное валахо-болгарское царство, Галицкое княжество не имело никакого касательства. Никаких «салтанов» Ярослав не стрелял, а догадка о его участии в третьем крестовом походе (с. 444) столь фантастична, что не заслуживает дальнейшего разбора. Призывать князя, лишенного власти и влияния и умирающего от нервных травм, к решительным действиям – абсурдно. Но если мы под именем Ярослава Осмомысла прочтем – Даниил Галицкий, то все станет на свое место. Венгры разбиты в 1249 г. Болгария после смерти Иоанна Асеня (1241) ослабела, и влияние Галицкого княжества простерлось на юг, доходя, может быть, до устьев Дуная, где в Добрудже жили остатки печенегов – гагаузы, возможно, еще сохранившие кое-какие мусульманские традиции [29, с. 262]. Разрушенный Киев тоже был под контролем Даниила, и, наконец, его союз с Андреем Владимирским был заключен в 1250 г. и направлен против татар. Сходится все, кроме имени, зашифрованного, без сомнения, сознательно.