Моня Цацкес - знаменосец

– Новый лифчик примеряла, – кокетливо отозвалась жена, – тебя дожидаючись…

– Порадовать хотела?

Жена охнула. Штанько, видать, ущипнул ее тугое тело.

– Ну, хозяйка, докладывай. Отправила знамя?

– Вот оно лежит, запаковано…

– Я ж солдата посылал… Что, не приходил? Сукин сын! В самоволку подался. Сгною на гауптвахте. Не забыть бы звякнуть в комендатуру… Наш офицер сегодня в патруле… политрук… опознает стервеца.

– Позвонишь, позвонишь…– ласково смиряла гнев супруга Марья Антоновна. – Отдохни сначала… Все служба да служба… Нечто не соскучился по своей Марусе?… Я тут глаза проглядела… Все жду-жду…

– Ладно, – нехотя уступил подполковник. – Сними с меня, Маруся, сапоги… Заждалась ты меня, боевая подруга…

Подполковник Штанько опустился на край кровати, и в шкаф снова проник стон пружин.

Старший политрук Кац и рядовой Цацкес стояли нос к носу. Оба в нижнем белье. Но Цацкес сохранял спокойствие, политрук же все не мог унять дрожь в коленках. То, что перед ним не привидение, а человек, и не морда чудовища, а маска противогаза, политрук постепенно осознал. Более того, слегка поднатужась, он сделал умозаключение, что человек этот проделал тот же путь из кровати Маруси в шкаф, что и он. И это еще не, все. По нательному белью и противогазу Кац опознал в нем военнослужащего. И не из командного состава.

– Фамилия? – окончательно придя в себя, прошептал политрук Кац в круглые стекла маски, – Звание?

– Рядовой Цацкес, товарищ политрук, – глухо забухало под, резиной, вздувая маску по бокам.

– Цацкес? Вот ты где? Тебя, кажется, послали за знаменем?

– А вас, кажется, послали в патруль?

– Маруся, – проник в шкаф голос подполковника Штанько, – кто-то шепчется тут, а? Или мне мерещится?

– Мерещится, мерещится. Замотался, бедный, на службе. Обними свою Марусю.

Пружины матраса жалобно заныли.

Старший политрук Кац, надышавшись нафталина, замотал головой, готовый чихнуть. Моня зажал ему рот ладонью.

– Дай противогаз, – пускал пузыри политрук. – Уступи на минутку, я погибаю.

Моня не отвечал и сильнее сдавливал Кацу рот.

– Дай противогаз, – заскулил политрук. – Я требую… Как офицер у солдата.

Моня был нем как стена.

– Я прошу… как советский человек советского человека…

Моня не шелохнулся.

Крупные слезы струились из глаз Каца.

– Прошу тебя, Цацкес, как еврей еврея… – Старший политрук перешел с русского на идиш.

Тут Монино сердце не выдержало. Он стянул со своей вспотевшей головы очкастую маску. Кац напялил маску на себя, задышал часто и глубоко, вспучивая резину на щеках.

Политрук отдышался, пришел в себя.

– Рядовой Цацкес, – строго бухнул он из-под резины. – Ты таки попадешь на гауптвахту.

Моня сдавил рукой гофрированную трубку противогаза, и доступ воздуха в маску прекратился. Лицо политрука за круглыми стеклами побледнело, вместо воздуха он всасывал в рот резину. Политрук сорвал с головы маску, обнажив рыжий одуванчик. И Бог знает, как бы дальше разыгрались события в шкафу, если бы снаружи не послышался низкий, пронзительный вой.

Поначалу и Кац и Цацкес приписали этот вой Марье Антоновне, ее неистощимому темпераменту, но вой все усиливался, нарастал, вызывая холодок на спине, и они безошибочно определили его происхождение. Это выла сирена. По радио передавали сигнал воздушной тревоги.

– Воздушная тревога! – ворвался в шкаф голос диктора. – Вражеская авиация прорвалась к городу! Граждане! Спускайтесь в укрытия и бомбоубежища! Повторяю…

Подполковнику Штанько и его супруге Марье Антоновне не нужно было повторять. Они выскочили из кровати и, поспешно натягивая на себя одежду, ринулись на лестницу, по которой с воплями и плачем мчались вниз полуодетые соседи.

– Партийный билет при мне? – похлопал себя по нагрудным карманам подполковник Штанько. – Маруся, за мной!

Они покатились по ступеням, и топот десятков ног утонул в сухих ударах зенитных орудий. Осколки гулко застучали по железной крыше. Где-то поблизости ухнула бомба, тряхнув стены.

Цацкес и Кац вывалились из шкафа.

Взрыв повторился. Из оконной рамы со звоном посыпались осколки стекла. Холодный воздух полоснул их по ногам.

– Где убежище? Я вас спрашиваю, Цацкес? – Старший политрук путался в штанинах галифе. – Ведите меня в убежище!

– Пусть вас черти ведут, – лениво отмахнулся Моня Цацкес, деловито напяливая на себя обмундирование.

Косо подпоясав шинель ремнем, он сгреб винтовку, двинулся к выходу.

– Постойте, не оставляйте командира, – бросился за ним всклокоченный политрук, прижав к груди сапоги с портянками.

Рванула еще одна бомба. Им в спину ударила воздушная волна и под звон стекла вымела обоих из квартиры.

Они не вошли, а ввалились в душный, набитый людьми подвал. И стали осторожно протискиваться подальше от входа.

– Политрук! – послышался удивленный голос подполковника Штанько. – Вас бомбежка застала возле моего дома?

– Так точно, – пролепетал Кац.