Моника 2 часть

- Никто не заходил в вашу комнату с утра. Ни сеньора София, ни сеньорита Моника, ни сеньора Каталина… Сеньор Ренато с нотариусом в кабинете хозяина дона Франсиско, и единственное, что они попросили принести – это коньяк и кофе. Янина им принесла. Она сказала, что не позволит другим мешать им, потому что они приводят в порядок счета…

- Хорошо, что так. Ладно, иди искать сеньора Хуана. Скажи, что я больна, очень больна; ради милосердия пусть он подождет до завтра, чтобы поговорить и увидеться. Скажи, что я слезно его умоляю… Скажи…

- Почему бы вам не написать все это на бумаге, хозяйка?

- На бумаге? Да, ты права… Но…

- Без подписи. Я уж скажу ему, что это вы. Отдам в собственные руки. Передам только ему. Клянусь, хозяйка, только ему… Не бойтесь…

- Я доверяю тебе, Ана, напишу на бумаге, но ты отвечаешь жизнью, что только Хуану ее передашь… Поклянись в этом, Ана, поклянись!

- Богом и Девой Небесной! Только сеньору Хуану я отдам записку, а если не ему, то пусть смерть заберет меня!

Темнокожая горничная клялась, скрестив пальцы; Айме разрывалась между срочным доверием к ней и тем, какое сильное оружие создаст против самой себя этими буквами. Лихорадочно она подошла к маленькому секретеру и нервно поискала необходимое.

- Ана, ты должна быть очень осторожна. Если кто-нибудь захочет отнять его у тебя, если кто-то будет давить на тебя…

- Я проглочу письмо раньше, чем отдам кому-нибудь! Клянусь, хозяйка…

- Хорошо, хорошо… – успокоилась Айме, начав писать, но вдруг засомневалась и порвала бумагу. – Не могу я так продаться! Подожди-ка… Ты умеешь писать, Ана?

- Я писать? Ну и ну! Я могу считать и мило рисовать. Янина умеет писать и читать. Ее обучал учитель, как и белых детей. Она единственная из слуг, кто умеет писать. Но вы не доверяете ей… К тому же, если сеньор Хуан не видел вашего почерка, то не поверит, что это ваша записка…

- Он никогда не видел моего почерка. Подожди… подожди… Я могу написать на бумаге, которая не слишком подвергнет меня опасности. Да, так, он поймет. Он поймет, что другого я и не пришлю с тобой. Он поймет…

Она писала быстро и уверенно двусмысленное, высокопарное письмо, которое было, несомненно, душераздирающей мольбой. Затем она сложила его вдвое, вложила в конверт дрожащими пальцами и прошептала:

- Для Хуана… Для Хуана Бога… Да… Лучше так…

- Хуан Бога? – удивилась служанка.

- Кое-кто так зовет его… Он поймет прекрасно… Но ты скажи, что оно от меня, что я в самом деле больна, писала и отчаянно плакала… Иди… Иди, беги, не опоздай в повозку…

- Ерунда, хозяйка! Меня повезет Эстебан, он мой друг, что бы ни случилось…

Айме насильно подтолкнула служанку и повернулась к окну. Последний луч солнца исчез и одна звезда, огромная, сверкающая, блистала на синем блеклом небе, над вершиной Мон Пеле…

- Ну, Ренато, в конечном счете…

Отчитываясь о делах, голос нотариуса стих, но Ренато Д`Отремон не слушал… Он стоял со скрещенными руками посреди просторной комнаты, которая когда-то была кабинетом его отца; голубые глаза изучающе пробежали по книжным полкам, доходившим до потолка, как будто задавали вопрос старым томам, и стремились сорвать скрытую тайну…

- Почему ты так смотришь, мальчик?

- На этой панели… Да… За этими книгами, не знаю чуть выше или чуть ниже, но за ней есть дверка сейфа… Это был скрытый специальный железный ящик по моде прошлого столетия… Уверен, папа хранил там ценные бумаги, важные вещи…

- Твой отец имел текущие счета во всех банках Сен-Пьера. Не думаю, что он хранил что-то важное в тайниках своего кабинета.

- Ну что-то же хранил. Ноэль, более одного раза, еще ребенком, я видел, как отец что-то рассматривал. Последний раз это было в ночь перед рассветом, когда его привезли умирающим в результате несчастного случая… Этот дом старый. Он получил его от моих дедушки и бабушки… Его расширили и отремонтировали во многих местах, но кабинет никто не трогал с тех пор…

- Действительно, в кабинете была тайная дверца в том углу, и ты знал о ней, когда был ребенком. По крайней мере, так мне сказала донья София этим утром…

- Мама? Вы говорили с ней утром?

- Я уже совершил оплошность, рассказав тебе об этом; но в конце концов, ты уже взрослый и нельзя скрывать очевидное. На самом деле, сынок, мы разговаривали… Она вошла сюда, когда я менее всего ее ждал, как раз в эту дверь, и сильно напугала меня…

- Почему моя мать пришла сюда так? Чтобы избежать Хуана, да? Чтобы не видеть его даже издалека…

- Хорошо сынок, да. Бесполезно отрицать. Твоя мать ненавидит его… и даже хуже: боится его. Иногда кажется глупостью и суеверием поддаваться этому, но когда сердце матери предупреждает…

- Не говорите глупостей, Ноэль. Вы тоже боитесь Хуана Дьявола, и не из-за сердечных дел или суеверий. Есть что-то более существенное и конкретное… Чего вы боитесь? Что потребует наследство? Нет, не беспокойтесь, Ноэль… Сядьте… сядьте. Я же сказал вам, что привел вас в кабинет для того, чтобы вы рассказали мне старинные истории, в первую очередь, историю моего отца… Моего отца и отца Хуана…

- Хуан ничего не знает, сын мой…