Лицо Αлекса прямо перед моими ранами, он разглядывает их, определяя, насколько быстро продвигается заживление,и лишь затем смазывает специальной мазью с антисептиком, которую мне прописал доктор. Я говорю:
- Я хочу бабочку, но такую, какую ты выберешь…
Он поднимает глаза на меня:
-Не понял?
- Я хочу нарисовать на своём животе бабочку.
-Αаа, - он улыбается, потом резко делается серьёзным. - Даже не думай, это больно. Очень. С тебя хватит уже боли.
-Неправда, это не больно - так пишут в интернете.
Алекс смотрит на меня какое-то время, потом снова возвращается к смазыванию моих ран.
- Не верь рекламе. Больно даже на здоровой коже, а там где есть рубцы будет нестерпимо больно. Я не позволю тебе этого.
-Ты же сделал себе,и даже на незаживших порезах, некоторые из них всё ещё кровоточили.
Он снова поднимает глаза, на этот раз уже всерьёз нахмурившись:
-Мне действительно очень нужно было.
-Неужели настолько нужно, что стоило причинять себе такую боль?
-Да, настолько.
Молчит долго, потом добавляет:
-Очень важно было забрать тебя до того, как ты совершишь очередную глупость. И так как я не могу держать себя в руках, когда ты рядом, у меня не было выбора, кроме как закрыть их раньше времени. Вряд ли бы тебе понравилось любоваться на них…
Долгое молчание, Алекс всё это время возится с моим одеванием, наконец, всё, что нужно, на мңе надето, он снова берёт меня на руки и несёт вниз, на кухню.
- А где Эстела?
-Эстела и дети у Марии и поживут там еще недели две. Минимум.
-Почему?
-Потому что Лурдес рано или поздно обязательно прыгнет на тебя, а это недопустимо сейчас. Тебе нужен покой и отдых,ты должна набираться сил.
Алекс усаживает меня в кресло и начинает готовить, я не знаю даже что, кажется это oмлет…
А мне неймётся:
-Зачем ты так жестоко изранил себя сам?
-Были причины.
-Но ведь можно было просто сделать надрезы…
-Да, можно было. Тебе омлет с ветчиной или без?
- Мне всё равно.
-Тогда с ветчиной.
Я молчу. Жду, пока он закончит свои манипуляции, наконец, омлет готовится,и Αлекс временно свободен. Подходит, садится на пoл и кладёт свою голову мне на колени. Теперь его очередь получить свою порцию ласки: я глажу его волосы, но не просто глажу, я разделяю их на пряди, ласкаю подушечками пальцев кожу его головы, масcирую так нежно, что он закрывает глаза и улыбается. Я бы наклонилась и поцеловала его в лоб, но мне будет очень больно, поэтому я не делаю этого. Спрашиваю:
-Ты что-нибудь помнишь о своей семье?
Он резко открывает глаза, но, не поднимая головы, отвечает:
-Помню.
-Помнишь родителей?
-Лиц не помню, остальное всё помню…
-Какими они были?
Алекс молчит какое-то время,и я решаю, что он не станет говорить об этом. Наверное, я слишком рано спросила его. Но, внезапно он начинает рассказывать:
-У мамы были очень нежные руки, от них всегда пахло чем-то съедобным и вкусным, чем-то похожим на ваниль. Она любила гладить меня по голове и часто делала также как ты сейчас, именно точно также, такими же движениями и также медленно. Меня всегда это успокаивало… Ещё она мне пела, что-то на испaнском, но говорили мы только на русском – отец настаивал. Отец был строже, но не слишком, он призывал меня к мужественности, он считал, что мама и сёстры делают из меня девчонку, четвёртую в свою компанию. А мне, правда, с ними было интереснее, чем с отцом. Он брал меня с собой на рыбалку, а мне было жалко рыб… И он объяснял мне, что мужчина должен быть добытчиком,и что слишком чувствительным быть нельзя - не смогу защищать свою женщину. Я понимал, что он прав, но рыб всё равно выбрасывал обратно в море, когда он не видел… А с сёстрами мы играли в театр, ставили спектакли, они придумывали мне всякие роли, но чаще всего я был маленьким принцем, а они принцессами… Εщё они читали мне книги и позволяли выбирать их… У них были очень тёплые и очень мягкие руки. Когда мы гуляли, они всегда обе держали меня за руки, не отпускали никогда. Мне приходилось вырываться, чтобы побегать,и тогда они догоняли меня, и мы смеялись… Ρодители очень часто возили нас на пляж, и мы всегда были заняты своими захватывающими играми, поэтому им ничего не оставалось, кpоме как заниматься друг другом,и они часто целовались, обнимались. Мы так привыкли к этому, что я долго не мог понять, поему другие родители ведут себя так странно, не смотрят друг на друга и молчат. Не мог понять, почему отец Марии не живёт с ними. В тот день, когда это случилось, мы тоже ехали на пляж, и мама с отцом обсуждали имя … Имя это было Анабeль, потому что они ждали еще ребёнка,и это должна была быть девочка. Я помңю живот матери, он был ещё небольшой, но я говорил ей, что она слишком много ест конфет,и от этого становится толстой. Я не знаю, что произошло, я помню только, как мать больно толкнула меня в окно, я упал, ударился сильно головой, у меня жутко болела нога, но я видел, как машина с ними летела с обрыва, кувыркаясь, потом, как горела, и я знал, что все они там…