Моногамист

Я расслабленно погружаюсь в работу и наслаждаюсь Лериным пыхтением над коллажем — обожаю любые её звуки и телодвижения. Иногда даже поднимаю глаза, чтобы в очередной раз полюбоваться ею и её старательностью. Ирония в том, что потрясающе музыкальная Лера абсолютно бездарна во всём, что касается рисования, моделирования, дизайна, поэтому обычно за такие вопросы отвечаю я. А сейчас она старательно насилует свои способности простым коллажем в фотошопе, на который у меня ушло бы не больше двух минут. Наконец, в моём мессенджере блинкает сообщение, открываю и вижу: она в платье с вырезом до пупка, я в костюме и маске человека-паука.

— Что это? — спрашиваю.

— А ты не видишь? Наши наряды. Костюм, который ты выбрал, и платье, которое одобрил, — смеётся так бурно, что уже буквально завалилась на диван.

Я жду, пока она успокоится, улыбаясь и иногда тоже посмеиваясь, всего лишь заразившись от неё, ну и над тем, как ловко этим платьем она подколола меня за вечную ревность. Наконец, Лера облегчённо выдыхает, вытирает уголки глаз, я понимаю, что приступ веселья позади и блефую:

— Я не это выбрал.

— Это. Нет, ну платье было другое, а костюм именно этот ты и выбрал. У тебя действительно в шкафу штук двадцать ни разу не одетых, и ты же знаешь мою практичность: оденешь что-то из того, что уже есть. Так что никаких вариантов для тебя не было изначально. Ты выбирал, к слову, между Спайдерменом и Бэтманом. У меня ещё был в запасе Спанчбоб, но я подумала, ты можешь обидеться.

— Тогда к чему весь этот розыгрыш?

— К тому, милый мой, чтобы поговорить уже, наконец, о твоей слепоте. Я уже давным-давно заметила, что ты плохо видишь, но не признаёшься, и, судя по отсутствию очков и лекарств, врачу даже не показывался.

Я молчу.

— Что молчишь? — спрашивает уже совершенно серьёзная. — Мы ведь договорились ничего не скрывать друг от друга, обо всём говорить. Что же ты делаешь опять, Алекс?

— Лерочка, не злись, это другое. Это ж просто глаза.

— Это не просто, блин, глаза! Это глаза, которыми ты видишь этот мир, видишь меня, в конце концов! — уже практически орёт на меня.

А я молчу. Я никогда не повышаю на неё голос. И не огрызаюсь. Я не смею. У нас давно уже так распределились возможности: ей можно всё, а мне ничего. Я несу молчаливую повинность. Мы оба знаем за что. Я раб у её ног, а рабы право голоса не имеют.

— Так, — заявляет командным тоном. — Сейчас я позвоню Тони.

— Не надо Тони, он онколог, а не офтальмолог.

— О, мы даже знаем, как нужный врач называется! — продолжает язвить, потому что явно злится.

— Лер, я не скрывал, я просто привык. У меня давно село зрение, давным-давно. Совсем давно, понимаешь?

Она поднимает глаза, и я вижу, что понимает. Конечно, понимает. Под моим «давно» закодировано то время, когда я был мужем Габриэль, и с Лерой встречался не больше нескольких раз в году. Тогда мне действительно было не до моих глаз, я привык к тому, что картинка на определённом расстоянии размыта, но близко видел достаточно чётко, и меня всё устраивало. До последнего времени. Теперь я не вижу дальше пяти метров. И действительно боюсь очков как огня.

— Почему к врачу не идёшь? Ты знаешь, что если не носить очки, зрение стремительно ухудшается?

— Знаю. Это, кажется, уже происходит, — признаюсь виновато.

— Тогда почему? Ты что, совсем дурак?

— Я не хочу ходить в очках. Как старик.

— Боже мой, какая глупость! Ты про линзы что-нибудь слышал, милый мой? — с этими словами она садится рядом со мной, берёт в свои ладони моё лицо и трётся носом о мой. — Меня то хоть так видишь?

— Вижу, — улыбаюсь ей.

— Хорошо видишь?

— Нормально пока.

— И ждёшь, пока ослепнешь совсем?

— Ну не сгущай краски, Лер, у меня просто плохое зрение, и это связано с возрастом.

— Уверен?

— Абсолютно.

Но я понимаю, на что она намекает, и поэтому добавляю:

— Оно начало портиться так давно, что я бы уже двадцать раз умер, если бы это было то, на что ты намекаешь.

— Некоторые опухоли растут годами в теле человека. Мы едем к Тони прямо сейчас. Никаких отговорок. Я жду тебя внизу и я, блин, за рулём!

Вздыхаю и подчиняюсь. Водить машину в последнее время действительно было очень сложно, поэтому у меня уже есть дежурные очки. Просто заехал в оптику, мне там что-то померили и на следующий же день их выдали.

Несмотря на то, что Тони уверяет мою жену в возрастном происхождении проблемы с моими глазами, она упёрто заставляет его сделать мне томографию, и только убедившись лично, что в моей голове опухолей нет, заявляет ему:

— Вам, уважаемый доктор, мужикам, доверять нельзя. Вы только говорите, что всё держите под контролем, на самом же деле, вы постоянно косячите!

— Страшная женщина, — тихо говорит Тони, повернувшись ко мне. Затем, заметив, что Лера злобно уставилась на него, громко добавляет, — но тебе именно такая и нужна!

Затем мы идём к офтальмологу замерять степень падения моего зрения. Идём вместе с Тони, потому что Лера приказывает ему всё проконтролировать лично.

На его вопрос:

— Что я, онколог, могу там проконтролировать?

Она отвечает:

— Что-нибудь да проконтролируешь! Не нервируй меня!