Монолог современника (СИ)

Только чайки летят на балконы,

Рвутся в окна, прося их впустить.

Чайки, чайки, хорошие птицы.

Трудно вам? Я впущу вас, впущу!

Только где же вам всем разместиться?

Что, не в гости? Хоть корм притащу!

Но пугливы вы страшно — и точка.

Подойдёшь — всех, как ветром снесёт,

Не берёте из рук ни кусочка.

Верно! Пуганый дольше живёт.

Всё равно вам, кто чуток, не чуток...

Всё меняется, всё до поры.

Снег пойдёт через несколько суток,

а пока чайки белят дворы.

1985

ТАГАНКА

Театр осиротел. Любимов в Хайфе

иль в Тель-Авиве. Там ему и жить!

Обиделся, послал все власти на фиг.

Театр в сомненьях: быть или не быть?

Назначен Эфрос. Сверху так решили, —

незаменимых нет между людьми.

Но с Эфросом артисты не дружили,

а с кем они дружили, чёрт возьми?!

От перепалок и интриг не в духе,

зверел главреж, упав в тенёта дней.

срывал спектакли с треском Золотухин,

бравируя известностью своей.

Освобождаясь от чинов и рангов,

склоняя на анархию народ,

бурлит вовсю мятежная Таганка

и скоро режиссёра доведёт.

1985

ПРО НОБЕЛЕВСКУЮ ПРЕМИЮ

Альфред Нобель, изобретший порох

(Анька говорит, что — динамит),

дал возможность шляться по просторам

войнам, где никто не победит.

А потом опомнился, бродяга,

столько душ невинных загубя!

Нам и человечеству во благо,

создал фонд по имени себя.

В физике мы с Анькой не меркуем,

правда, был на химии в цене...

А за то, что нынче не быкую,

можно дать и премию вполне.

Накопились в банке денег кучи,

мне ж за трёшку засветили в глаз!

Только эту премию получим, —

морды будут бить уже за нас.

Из ментовки, значит, приезжаю, —

шлю запрос. Какая там страна?

Присуждайте, я не возражаю.

Утром — дома, прямо с бодуна.

1985

ИНОГДА ВЕЧЕРА ОЖИВАЮТ...

Иногда вечера оживают:

звёзды чиркают белыми стрелками.

Люди здравствуют, не умирают.

Звезды - камешки тёплые, мелкие.

Небо странное, без суеверий:

тучи стаяли, воду отплакав,

и комочки далёких материй

точно входят в черты Зодиака.

Ковш Медведицы, Волосы Веры,

Скорпион, дальше - вихри из пыли.

Где границы неведомой сферы?

Где мы все до рождения жили?

Иногда вечера оживают,

только люди им редко внимают.

1985

***

Отчего нам в старых книгах

так уютно и надёжно,

что неотвратимость мига

не заметна, не тревожна?

Отчего дрожанье нервов

утихает понемногу,

и душа летит, наверно,

исповедоваться Богу?

Мы забыли, мы устали

ночью вглядываться в звёзды.

Что читали, что листали

отвечает нам: «Не поздно!»

И седые каравеллы,

покачавшись на страницах,

нас уводят за пределы,

если только нам не спится.

Странное успокоенье

в старых книгах притаилось.

Может, от того, что зренье

авторов в слезах омылось?

Или жили люди лучше

в те века, не зная сроков,

а осознанные кручи

нам теперь выходят боком?

Так ли это? Не отвечу,

не задам вопросов лишних.

И уду противоречий

не возьму. Я верю вышним.

1985

НЕЖДАННЫЙ ДРУГ, НЕЗВАННЫЙ ГОСТЬ...

Нежданный друг, незваный гость

сошлись в моём дому.

И к радости мешалась злость,

как будто в душу впился гвоздь,

неясно почему.

Я потерялся и поник

в плену ненужных слов,

запутался в плену улик,

которых смысл не нов.

Два человека принялись

словами тормошить,

а ты меж них юлой вертись,

не успевая жить.

Я б в одиночку их скрутил

и перевербовал,

с них суету и хамство смыл...

А, может, промолчал?

Простил бы, сетуя на суть

Земли в её соку,

что каждому неровный путь

написан на веку.

Нежданный друг, незванный гость

совсем с ума сошли:

мысль, как обглоданную кость,

забросили в пыли.

Бокалы стукались, треща,

перегружась вином,

и если что-то хмель прощал, —

так споры ни о чём.

Но спор умолк и шум утих,

в день обратились дни.

Но что ж я возвращаюсь в них,

когда прошли они?

1985

ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

Философский факультет —

нету дома, денег нет,

общежитие, гитара и студенческий билет.

Постигаем мысли шустро,

как сказал бы Заратустра,

если б жил при нашем строе,

где на койке спят по трое

и на трёх — один обед.

А когда сдадим зачёты,

заживём, съедя кого-то,

иль в котельные работать, —

вниз — по лестнице почёта.

Ужаснутся Кант с Платоном

смазке рельсов под вагоном,

аспирант, метя метлою,

будет жить, за всех спокоен,

Вспоминая тех, кто Маркса

адаптирует для Марса,

или же наследье древних

сводит к уровню деревни.

Философский факультет,

пятилетка — наших нет.

1985

***

Когда вникаешь в мысли мудрецов,

освобождается от бед лицо.

И цепь ошибок так мелка, мелка...

Лишь жизнь вчерашняя горчит слегка.

Тацит, Сенека и Лукреций Кар

мне говорят, как мир нелеп и стар.

Метанье атомов, крушенье, ноль...

А в результате — глуп и гол король.

И наши страсти и идеи — блеф,

но принимаешь это, постарев.

И всё не стоит сожаленья, нет —

случайна жизнь и глуп её сюжет.

Мы неорганикой полным-полны

и от реальности отвлечены.

Забыв про грозные дела основ,

вредим друг другу водопадом слов.

1985

***

Александру Кушнеру

Я говорю: прекрасен Кушнер

в тончайшей музыке времён,

но критикой полузадушен

и пустословьем заглушён.

Шакалов много — пищи мало!

Тому, кто вышел на тропу,

дают вакансию Тантала,

а хвалят косточки в гробу.

Я говорю: прекрасен Кушнер,

когда он, светлый, входит в дом,

когда он открывает душу.

Пишите, Саша! Мы поймём.

1985

ДИОГЕН