Монологи о наслаждении, апатии и смерти (сборник)

– Ах да! Ты же не употребляешь, – произнес Язаки, заметив, как я перевожу взгляд с его лица на тюбик.

Он должен был это знать еще с первой нашей встречи. Но он сказал это так, что в его голосе я почувствовала холодность. Мне показалось, что он стал отдаляться, оставив меня наедине с собой. Меня охватило ощущение ужаса, которое я не могла объяснить. Для Язаки эти слова оставались просто словами. Но для меня все было по-другому. Я никак не могла понять причину, по которой вдруг почувствовала себя уже прожившей. Может, это произошло из-за тех оргазмов, что я испытала, занимаясь с ним любовью, когда наше дыхание смешивалось с парами алкоголя? Эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове. Я знала, что мои оргазмы не зависели от формы и размера члена моего партнера или от его техники. Чтобы расслабиться, мне нужно было лишь почувствовать себя любимой, снять все внутренние запреты, отдаться ритму его движений и дать себе ощутить, как меня накрывает волна наслаждения прямо перед наступлением оргазма. Язаки оказался в тысячу раз нежнее, чем я могла себе представить. «Тебе не надо так судорожно шевелить ягодицами, – повторял он постоянно. – Ты причиняешь себе боль, а если тебе будет больно, мы не сможем повторить то же завтра утром. Но ты, наверно, хочешь повторить это утром, а? И тебе бы не понравилось ощущать боль, ведь нет же?» Я краснела, слушая, как он шептал мне прямо в ухо, и ответила «да», я долго и многократно повторяла это. Со мной это было впервые. Я еще никогда не встречала человека, которому была бы так преданна. Я не помню, как взяла этот тюбик, как поднесла его к носу – но я вдохнула. Я нюхала кокаин в первый раз за семь лет.

Дорога сужалась все больше и больше. Кустарник почти исчез. Мы уже приблизились к горам, когда наш водитель вдруг заговорил. Язаки слушал его и бледнел. Мне показалось, что ему стало плохо, а потом он вспыхнул в гневе. Какое-то время шофер возражал ему, но вскоре осекся и стал извиняться. Белки его глаз пожелтели. Я заметила множество отталкивающих шрамов, покрывавших его надбровные дуги, наверно, поэтому его глаза казались разной величины. Остренькое личико прорезала сеть морщин, а кожа блестела так, словно была смазана чем-то маслянистым. Он постоянно кривил рот. Верх дешевого костюма, что был на нем, казался покрытым плесенью.

– Что он сказал? – спросила я Язаки, дотронувшись до его бедра.

Тут начал действовать кокаин. Это было ощущение чего-то мягкого, погружавшего меня в далекое прошлое. Каждая клеточка моего тела, казалось, исходила пеной независимо от моей воли, словно внутри меня шевелился какой-то зверек.

– Тебе лучше не спрашивать. Не слишком аппетитная история.

Как только Язаки произнес это, меня охватило дурное предчувствие.

– Нет, скажи, ну скажи же, – настаивала я, тыча его в ногу.

– Этот шофер не мексиканец. Он из Никарагуа. Я думаю, что ты уже поняла, что он не профессиональный водитель. Я познакомился с ним в Канкуне шесть лет назад. Он продавал мне наркотики, а ведет себя так, потому что я ему хорошо плачу. Его друзья занимаются грязным бизнесом: они похищают детей, которых затем убивают, чтобы продавать их органы. Он говорит, что человеческая печень стоит очень-очень дорого. В Южной Америке чаще всего практикуют пересадку внутренних органов. Он говорит также, что с некоторых пор стали пропадать и молодые девушки. Его друзья долдонят ему, чтобы он присоединялся к ним, так как торговля органами более выгодна, чем наркотиками. Но он отказывается. Он рассказал мне гнуснейшие вещи, про какой-то орган, который кладут в консервационную сыворотку… вот почему я так разозлился.

Какое-то мгновение я отчетливо видела, как меня уводят в пустыню, к сараю с гофрированной крышей, где многочисленные люди, похожие на Виктора, насиловали меня, а потом убили. Глубоко в зад мне вставляли тлеющую головню, их члены один за другим входили в меня. Неподвижно сидящий на стуле Язаки снимал эту сцену на видеокамеру. Кассета была потом продана за большие деньги каким-то извращенцам на Западном побережье США, а моя печень, много раз перепроданная на черном рынке, в конце концов была помещена в банк человеческих органов. А действительно ли этот грузовик направлялся к ацтекским руинам?

Язаки предложил мне немного сушеного пейотля, который он уже разжевал. Небо казалось бесконечно голубым. Машина мчалась по дороге, поднимая тучи пыли. Пейзаж становился все более пустынным. Я все жевала и жевала кусок пейотля. От кокаина мое нёбо стало совсем бесчувственным, и я совершенно не понимала, горько или сладко у меня во рту.

Танатос