Мономах. Смерть банкира

— Что это?

— Свидетельские показания Максима Шохина, твоего бывшего адъютанта. Именно он руководил действиями группы бандитов, уничтоживших команду ФСБ «Омега». Ты надеялся, что Макс погиб? Или, что ему удастся уйти?

— Я не знаю никакого Макса, — ответил Толоконников.

Бабакин громко захохотал. Все это напоминало дешевый спектакль или неудачный сценарий отечественного детектива, где следователь обычно оказывался самым настоящим монстром.

— Что, устроить вам с Максом очную ставку? — в голосе Бабакина послышалась издевка. — Ладно, Мономах, устроим…

— Я категорически отказываюсь давать показания, пока на допрос не пригласят моего адвоката, — вдруг неожиданно для самого себя заявил Толоконников.

Следователь поморщился и процедил сквозь зубы:

— Как же я ненавижу таких, как ты! Наглых, самоуверенных типов. Знающих законы, но плюющих на них с высоты собственной значимости.

— Тоже самое я могу сказать и о вас, — парировал Мономах.

Бабакин побледнел. Его узкие, пронзительные глаза наполнись яростью, но он сдержался. Лишь холодно улыбнулся.

— Думаешь, твои бывшие дружки из ФСБ бросятся тебя защищать? — раздраженно проговорил он и сам же ответил на свой вопрос: — Как бы не так! Прокуратура собирается устроить показательный процесс, и я постараюсь сделать все, чтобы тебя приговорили к высшей мере. Ясно?

— По-моему, мы не пили с вами на брудершафт, — холодно отозвался Мономах. — И будьте добры, ведите допрос по всем правилам. Во-первых, мне нужен адвокат. Во-вторых, доктор. Вы наверняка заметили, что я — инвалид. Условия, в которых меня содержат, оставляют желать лучшего.

Следователь встал и принялся мерить шагами комнату. Некоторое время он молчал, явно обдумывая свою дальнейшую тактику. Он почувствовал, что в какой-то момент Мономаху удалось перетянуть чашу весов на свою сторону, и теперь судорожно пытался найти выход из сложившейся ситуации.

— Хорошо, я учту все ваши требования, — наконец глухо проговорил Бабакин и вновь присел к столу.

Включил магнитофон и сухим, официальным тоном зачитал все необходимые данные — год рождения Толоконникова, характеристику, место работы, статью, по которой его обвиняют… От этих ненужных подробностей у Мономаха голова пошла кругом. Он уже был не рад, что заставил следователя вести допрос по всем правилам. Когда Бабакин злился, орал, как сумасшедший, он был более понятный и предсказуемый…

Голос следователя гулко раздавался в бетонных стенах бункера, отскакивал эхом, и вскоре Мономах вообще перестал воспринимать смысл произносимых слов.

— Я могу попросить стакан воды? — тихо проговорил он.

Следователь сделал вид, что не расслышал этой просьбы. Он продолжал что-то бубнить себе под нос, но неожиданно для Мономаха выключил магнитофон.

— Собираетесь допрашивать меня до утра? — уточнил Сергей.

— Возможно.

— Надеетесь взять меня измором?

— После очной ставки со своими дружками ты сам заговоришь, как миленький.

— Считаете, что шизофренику Говоркову можно верить? Да любой толковый защитник сумеет доказать, что обвинения, построенные на показаниях душевнобольного, и яйца выеденного не стоят.

— Посмотрим.

— Или у вас в запасе имеются более важные козыри?

Бабакин промолчал. Судя по всему, он наделся на легкую победу и не ожидал, что в лице Мономаха встретит достойного противника.

— Так мне принесут стакан воды или нет? — вновь спросил Толоконников.

В этот момент дверь за спиной следователя приоткрылась, и порог переступил полковник Токарев. Бабакин растерянно поздоровался и, бросив на Мономаха колючий взгляд, предложил полковнику присесть. Поблагодарив, тот грузно опустился на табурет. Рассохшееся дерево пронзительно скрипнуло, и Мономах вдруг подумал, что сейчас стул развалится, и Токарев окажется на грязном, цементном полу. Он даже хмыкнул, представив, как разозлится полковник, испортив новый, шерстяной костюм явно импортного производства.

— Вижу, вы не теряете оптимизма, — неожиданно произнес Токарев, не сводя с Толоконникова пристального взгляда. — А положение у вас, не позавидуешь…

— Обвиняют во всех смертных грехах, — поддакнул Мономах.

Полковник повернулся к следователю и что-то зашептал ему на ухо. Тот согласно закивал и принялся собирать разложенные на столе бумаги. Токарев все говорил, а Бабакин, кивая, словно китайский болванчик, делал свое дело. Его руки нервно дрожали, подбородок обиженно дергался, и Мономах подумал, что даже сейчас, в период демократии, кэгэбистов по прежнему боятся. И не важно, что их ведомство поменяло аббревиатуру…

Когда Бабакин покинул помещение, Токарев нажал какую-то кнопку на столе. Дверь за спиной Толоконникова бесшумно отворилась, и порог переступил охранник.

— Принесите подозреваемому стакан воды, — приказал полковник.

— Слушаюсь, — парень вытянулся по струнке и мгновенно испарился.

— Не знал, что здесь установлены подслушивающие устройства, — как бы между прочим заметил Мономах. — Интересно, неужели мне придется испытать на себе старую, как мир тактику — хороший следователь сменяет плохого?

— Не юродствуйте, Толоконников, — оборвал полковник. — Вашему положению и вправду не позавидуешь.