Мономах. Смерть банкира

Рябцев, прервав связь, бросился исполнять приказ, а полковник все никак не решался положить трубку на рычаг. Сидел, тупо уставившись на чашку с уже остывшим кофе, и молчал. Ему хотелось сбросить телефон на пол, растоптать его ногами, затем заорать во все горло. Но вместо это полковник считал короткие гудки — один, второй, третий, четвертый… сорок пятый… сорок девятый…

«Стоп, — в какой-то момент приказал себе полковник и мягко положил трубку на рычаг. — Никаких эмоций. Спокойно проанализируй ситуацию. Затем позвони в управление и назначь экстренное совещание. А затем начни выяснять ситуацию — кто этот псих, откуда он и каковы его требования».

Неожиданно он спокойно подумал, что промахнулся, сосредоточив все усилия в аэропорту Шереметьево. И столько времени потерял зря. А ведь сообщение о готовящемся взрыве в аэропорту было ни чем иным, как отвлекающим маневром.

То, что какой-то армеец (бывший или настоящий) захватил ни в чем не повинных детей, работало на версию Токарева, что во многих недавних терактах первую скрипку играют военные. Во-первых, с недавних пор они монополизировали право первыми знакомиться со всеми мировыми новинками взрывной техники. Во-вторых, уж слишком слаженно работали террористы. Тут чувствовалась тяга к дисциплине и военная подготовка. Существовала какая-то группа, точнее группировка, состоящая только из армейцев. Возможно, эти ребята давно не числились в списках официальных войск, а подчинялись только своему командиру, точнее, главарю. Но это не меняло ситуацию. Дети, маленькие крошки, оказались жертвами чей-то запланированной жестокости, и полковник Токарев должен был немедленно спасти их.

Он грузно поднялся и пошел в спальню. Открыл дверцу шкафа и вытащил темно-серый костюм. Подобрал галстук, быстро, по-военному оделся и посмотрел на себя в зеркало. Пригладил седеющие виски, стряхнул пылинку с пиджака и только после этого понял, что тянет время. Полковник никак не мог принять окончательное решение — что делать с группой Кричевского. Ведь парни сидели в аэропорту больше двух недель, наверное, устали, как собаки и было бы вполне логично разрешить им выходной. Тем более, что они этот выходной заслужили. Токарев заколебался, хотел даже немедленно связаться с Иваном и пересказать ему последние события, но не успел — в дверь позвонили.

«Это водитель», — догадался Токарев и, повернувшись на носках, направился в прихожую.

Чмокнул жену в щеку, принял из ее рук свой кожаный портфель и открыл дверь.

Полковник не ошибся — на лестничной площадке стоял его личный водитель, Семен Зябликов, высокий темнобровый красавчик. Он бодренько вскинул правую руку к козырьку фуражки и вытянулся по стойке смирно. Затем молча двинулся к кабине лифта. Обычно Токарев любил поболтать с Семеном по душам, но сейчас для задушевных бесед было не самое подходящее время. Они молча спустились вниз, молча забрались в салон машины (каждый на свое место), и Зябликов молча повернул ключ зажигания.

Токарев надеялся, что к его приезду Рябцев раскопает всю подноготную этого террориста. Во всяком случае, будет над чем помозговать. Обычно в таких экстренных случаях в работу включались лучшие эксперты всех отделов, и в управлении творилась такая суета, что пыль столбом стояла.

Полковник оказался прав — не успел он переступить порог родного здания, как к нему тут же подскочил капитан Черемушкин. Заглядывая в глаза, принялся нести какую-то чушь о категоричном отказе иностранцев покинуть свои номера в «Будапеште».

— Вы что, не объяснили этим идиотам серьезность ситуации? — едва не сорвался Токарев.

Капитан побелел, как полотно.

— В том-то и дело, что нет.

— Почему?

— Они португальцы. Никто из наших не умеет говорить по-португальски.

— Так найдите переводчика! — разозлился Токарев и вдруг спросил: — А что, эти иностранцы владеют только португальским? Насколько мне известно, у них в колледжах преподают несколько языков.

— Не могу знать, — вконец растерялся Черемушкин.

«С какими идиотами я работаю!» — подумал Токарев, но воздержался высказывать свои мысли вслух.

В своем отделе он заслужил репутацию крайне лояльного начальника, по большей части потому, что никогда не повышал голоса на своих подчиненных. Но в тот момент, когда капитан сморозил явную глупость, полковнику захотелось громко выругаться и отправить Черемушкина во внеочередной отпуск. Однако Токарев промолчал. Его лицо сделалось еще более суровым, губы плотно сжались, а от напряжения на висках набухли синие вены.

К моменту появления в его кабинете заместителя и прочих участников экстренного совещания, полковник уже подавил в себе вспышку гнева и сидел за столом, знакомясь с собранными материалами. Двадцать минут назад звонил майор Рябушкин, чтобы сообщить, что в детском садике все без изменений. Террорист держит пятерых детей и воспитательницу в спальной комнате, откуда прекрасно просматриваются все подходы к зданию. Группа захвата уже прибыла и ждет приказа начать операцию.

Когда все присутствующие расселись вокруг стола, Токарев, не поднимая глаз, уточнил:

— Ну, что новенького по «Будапешту»?